Поддержать добрым словом человека, попавшего в беду, часто также важно, как вовремя переключить стрелку на железнодорожном пути: всего один дюйм отделяет катастрофу от плавного и безопасного движения по жизни.
Генри Бичер, американский пастор и журналист.
Стояло морозное Рождественское утро, яркое зимнее солнце серебрило свежий, недавно выпавший снег. По улицам гуляли счастливые семейные пары, ведя за руки таких же счастливых румяных детей. Каждая их них уже успела съесть свой Рождественский пирог, и теперь кто-то торопился в гости, а кто-то просто хотел посидеть в тихом, уютном кафе в кругу своей семьи.
Эрику недавно исполнилось три года, и он чувствовал себя вполне взрослым, въезжая на папиных плечах в полупустое этим Рождественским утром кафе. Вечером их ждала в гости его любимая тетушка Мэрлин, сестра его матери, и дядюшка Стив. Намечался очень веселый ужин вместе с двумя дочками-близнецами тети Мэрлин и маленьким годовалым сыном Роджером.
А сейчас, пока родители выбирали десерт, Эрик рассматривал людей, находившихся в кафе. За соседним столиком сидела счастливая семья. Мужчина и женщина радостно хохотали, поглощая разные сладости, с умилением смотрели на своих детей — девочку и мальчика — и, по всему было, чувствовали себя более близкими, чем обычно. Взрослые обсуждали праздничное вечернее меню, а дети хвастались друг перед другом недавно найденными под елкой подарками. Мальчик новой пожарной машиной, а девочка красивой принцессой-куклой с розовыми волосами. У стойки оживленно шептались две молодые официантки. Бармен, уже не молодой мужчина, время от времени бросал на них строгие взгляды. В глубине кафе сидела влюбленная пара. Держась за руки, парень и девушка доедали уже начавшее таять мороженное. Остальные столики были пусты.
Наконец папа Эрика — высокий брюнет в очках с роговой оправой, недавно открывши свою собственную нотариальную контору, остановился на ванильных пирожных, а мама — красивая женщина с каштановыми волосами, дизайнер-декоратор, заказала мороженое с тертым шоколадом и орехами. Эрику взяли и то, и другое, завершив все пенящейся кока-колой в большом пластиковом стакане.
И тут, как только все принялись за сладости, дверь медленно открылась, и в кафе вошел человек. Так как посетителей было не много, все посмотрели на вошедшего. Это был грязный старик, в старой коричневой шляпе, поля которой обвисали, а кое-где виднелась подкладка. Пальто давно уж протерлось, а на локтях, сквозь протертые дыры, выглядывал давно уже не белый вязаный свитер. Ботинки давно развалились, и было даже странно, что они все еще держались на его ногах. Он был очень стар и очень худ. Своим видом и цветом лица он напоминал старый деревянный телеграфный столб, оставленный стоять на своем месте по недоразумению, всеми заброшенный и никем не используемый по старости.
Увидев такого диковинного гостя, взрослые, почему-то сконфузившись, опустили глаза, а дети, брезгливо скривившись, продолжали рассматривать его. Влюбленная парочка стала поспешно собираться, чтобы уйти.
Родителей Эрика тоже расстроило появление этого грязного человека. Было такое ощущение, что на их благополучный мир капнули чем-то нехорошим, а что еще хуже — дурно пахнущим. Но более всего беспокоил родителей пристальный взгляд Эрика, полный удивления и интереса. Им не хотелось, чтобы их ребенок сталкивался с этим другим, чуждым им миром, пусть даже и случайно.
Старик подошел к самому крайнему столику и медленно опустился на стул. Он ничего не заказывал и, скорее всего, просто зашел сюда, чтобы погреться. Его взгляд был пустым и ничего не выражал. Казалось, его не интересовали недовольные взгляды, направленные в его сторону. Он был похож на каменную статую, застывшую на стуле, возле входа.
Эрик не сводил глаз со старика, и родители, оставив свой десерт, взволнованно смотрели друг на друга. Наконец, отец попросил счет и суетливо стал искать ключи от машины, проверяя один за другим свои карманы. Мама, пытаясь отвлечь внимание Эрика, принялась рассказывать ему какую-то историю. Но Эрик не обращал внимание на суету родителей — его взгляд по прежнему был прикован к этому странному человеку. Мальчик не видел ни его старой шляпы, ни поношенного пальто, ни его ужасных ботинок, он смотрел в его глаза.
В этот момент принесли счет, и отец, быстро отсчитав нужную сумму, взял Эрика за руку, чтобы подняться и идти к выходу. Эрик в последний раз посмотрел на старика, и тут их глаза встретились. У мальчика появилось такое чувство, что он знал этого человека всегда, и всегда любил этого незнакомца. Он вскочил, и под изумленные взгляды посетителей и официантов, подбежал к старику, взобрался к нему на руки и поцеловал в давно небритую колючую щеку.
Все сочувственно смотрели на перепуганных родителей Эрика. Отец помчался за своим сыном, но не успев догнать, остановился в метре от них, изумленно смотрел на происходящее. Мать Эрика, подбежав к мужу, тоже остановилась, не смея нарушить увиденное.
Грязный старик плакал. Плакал и улыбался. Эти слезы радости оставляли ручейки-полоски на его морщинистом лице. А Эрик смеялся и продолжал обнимать старика за его совсем не привлекательную немытую шею.
— Спасибо Тебе, Господь, — сказал старик, — Спасибо.
— За это вы благодарите Бога? — спросил отец Эрика, удивленно смотря на этого странного человека, — Что же Он такого сделал для вас?
— Я молился вчера о том, чтобы Он показал мне Свою любовь, — ответил старик. — У меня никого нет и некому поздравить меня с Рождеством. Я сказал Богу: «Все говорят, что Ты есть, и что Ты любишь людей. Если Ты любишь меня, то покажи мне это. Пусть хотя как-нибудь я узнаю о Твоей любви»…
Яркое зимнее солнце серебрило свежий недавно выпавший снег. По улицам гуляли счастливые семейные пары, ведя за руку таких же счастливых румяных детей… Но родителям Эрика не было весело. Они думали о том, какими черствыми оказались их сердца. Они думали о том, что их маленький Эрик увидел то, что они не могли, а скорее, просто не хотели видеть. За старой одеждой и непривлекательным видом Эрик рассмотрел несчастное жаждущее любви сердце. За эти несколько минут они поняли то, чего не могли понять всю свою жизнь — Божья заповедь: «Будьте, как дети».