Дарвин никогда не слыхал о ДНК — он жил на свете лет за сто до того, как ее открыли: Но он знал: есть какие-то изменения, благодаря которым выводятся новые породы растений и животных. Дальнейшие его предположения были настолько смелы, что их можно назвать гениальными.
Не могла ли природа использовать тот же метод, что и селекционеры, — только в замедленном темпе? Не было ли в природе процесса, основанного на мелких мутациях и приводившего к возникновению новых видов?
Дарвин решил, что так все и было! Борьба за существование — вот как это называлось; выживали наиболее приспособленные. Случайные мутации могли дать преимущество каким-то отдельным живым существам. Тогда они побеждали соперников в жестокой борьбе, выживали, давали потомство — с теми же благоприятными, уже унаследованными свойствами.
Природные условия на Земле постоянно менялись. В разных ее местах становилось то теплее, то холоднее, влажный климат сменялся сухим, на месте пустынь с их пыльными бурями возникали болота.
В изменившихся условиях выживали те представители животного и растительного мира, которым мутации давали преимущество над соперниками. Мутации, изменение условий существования и естественный отбор — вот по этим-то причинам и появлялись все новые породы живых существ.
В том, что именно так и было, сомневаться не приходится: это подтверждено множеством наблюдений.
В девятнадцатом веке на севере Англии началось бурное индустриальное развитие, и в районе Манчестера вырос целый лес дымящих фабричных труб. Копоть покрыла деревья, землю, траву. И вот в один прекрасный день 1850 года там был пойман необычный экземпляр бабочки-пяденицы.
У нормальной березовой пяденицы крылья покрыты коричневыми пятнышками. Насекомое с такой окраской может сидеть на коре дерева под самым клювом у птицы и оставаться незамеченным.
Но крылья вновь пойманной пяденицы были черными! Очевидно, в механизме наследственности произошел сбой, и коричневые пятнышки сменились сплошной чернотой.
В обычных лесах эти «чернушки» были бы столь же хорошо замаскированы, как Эйфелева башня. Несомненно, птицы выловили бы их мгновенно. Но в закопченных окрестностях Манчестера не они, а именно нормальные представители бабочкиной породы оказались легкой добычей. А те, чьи черные крылья становились невидимыми на фоне закопченных стволов и ветвей, чувствовали себя преотлично. К началу нынешнего века они встречались уже во многих индустриальных районах.
Нечто похожее произошло и в мире микробов. После изобретения пенициллина сразу возникла разновидность бактерий, нечувствительная к новому лекарству. Другие виды антибиотиков вошли в практику — и только лишь для того, чтобы явление повторилось.
А крысы, которые смеются над отравленными приманками! А насекомые, которые спокойно переносят инсектициды!
Если мутации и естественный отбор могли. На протяжении лишь нескольких лет привести к таким изменениям, то что они сделали за миллионы лет? Вероятно, именно то, что предполагал Дарвин?
Не торопитесь отвечать. Подумаем сперва об одном распространенном приеме; ученые называют его экстраполяцией, а инженеры — увеличением в масштабе. Суть его в допущении, что законы, характерные для какого-то узкого круга явлений, действуют и в более широкой области.
Перед тем как познакомить студентов с методом экстраполяции, профессора предупреждают их, что иногда метод работает хорошо, а иногда приводит к полному провалу. Все зависит от условий.
Вот пример. Человек скажет: «Я могу пройти в день десять миль и проплыть десять миль. Дайте только срок, и я сначала пройду три тысячи миль по Америке, а затем проплыву три тысячи миль и пересеку таким образом Атлантику».
Ответ очевиден. Американский материк он, пожалуй, пересечет, а вот Атлантический океан — навряд ли. Экстраполяция в масштабе 300:1 в первом случае сработала, во втором — нет.
Так что реальность малой эволюции отнюдь не доказывает, что была и большая эволюция. Может быть да, а может — и нет. Лучше оставить вопрос открытым и подождать, пока не накопится больше фактов.