«А на дом Давида и на жителей Иерусалима изолью дух благодати и умиления, и они воззрят на Него, Которого пронзили, и будут рыдать о Нем, как рыдают об единородном сыне, и скорбеть, как скорбят о первенце…
… В тот день откроется источник дому Давидову и жителям Иерусалима для омытия греха и нечистоты»
(Захария 12:10; 13:1).
«Сказав это, Иисус возмутился духом, и засвидетельствовал, и сказал: истинно, истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня. Тогда ученики озирались друг на друга, недоумевая, о ком Он говорит.
Один же из учеников Его, которого любил Иисус, возлежал у груди Иисуса. Ему Симон Петр сделал знак, чтобы спросил, кто это, о котором говорит. Он, припав к груди Иисуса, сказал Ему: Господи! кто это? Иисус отвечал: тот, кому Я, обмакнув кусок хлеба, подам. И, обмакнув кусок, подал Иуде Симонову Искариоту»
((Иоанн 13:21-26).
«Воины же, когда распяли Иисуса, взяли одежды Его и разделили на четыре части, каждому воину по части, и хитон; хитон же был не сшитый, а весь тканый сверху. Итак сказали друг другу: не станем раздирать его, а бросим о нем жребий, чей будет, — да сбудется реченное в Писании: разделили ризы Мои между собою и об одежде Моей бросали жребий. Так поступили воины.
При кресте Иисуса стояли Матерь Его и сестра Матери Его, Мария Клеопова, и Мария Магдалина. Иисус, увидев Матерь и ученика тут стоящего, которого любил, говорит Матери Своей: Жено! се, сын Твой. Потом говорит ученику: се, Матерь твоя! И с этого времени ученик сей взял Ее к себе»
(Иоанн 19:23-27).
Мы начали свои размышления с человека, чьим даром была чуткость и восприимчивость – с Марии из Вифании. Любовь к Иисусу помогла ей понять, что он готовится принять смерть, о необходимости которой догадывалась только она одна из всех учеников. Завершить же эту книгу мы хотели бы размышлениями о еще одном ученике, чья душевная чуткость и близость к Иисусу помогла ему глубже других проникнуть в смысл его смерти. Мария, помазавшая Иисуса благовониями» видела, что он должен был умереть, но едва ли понимала почему. Ученик же, с которым нам предстоит познакомиться поближе, путем длительного осмысления сумел постичь всеобъемлющее значение крестной драмы, разыгравшейся у него на глазах.
Мы будем называть его учеником, которого любил Иисус, или возлюбленным учеником, поскольку Евангелие не называет его по имени. Он просто «ученик, которого любил Иисус». Вполне вероятно, что его звали Иоанном — довольно распространенное имя в то время, – и церковная традиция стала отождествлять его с хорошо известным нам Иоанном, сыном Зеведеевым – когда-то рыбаком, а после одним из самых близких учеников Иисуса. Церковная традиция не раз сливала воедино образы учеников, представленных в Евангелиях раздельно — взять, к примеру, Марию из Внфанни и Марию Магдалину, каждой из которых в этой книге отводится по отдельной главе. Точно так же мы поступим и с возлюбленным учеником, которого часто путают с Иоанном, сыном Зеведеевым: не будем называть его по имени, ведь оно не упомянуто даже его собственном Евангелии. Кроме того, слова «возлюбленный ученик» говорят о человеке гораздо больше, чем всякое имя.
«Ученик, которого любил Иисус» – это выражение, казалось бы, должно относиться к одному из главных персонажей Евангельского повествования. Но в действительности этот человек занимает в нем весьма скромное место, время от времени появляясь на страницах Евангелия от Иоанна, причем порой мы и вовсе не замечаем его. Быть может, он и есть тот самый безымянный ученик, который вместе с Андреем упомянут в первой главе Евангелия. Уже будучи учениками Иоанна Крестителя, они услышали, как тот назвал Иисуса Агнцем Божьим, взявшим на себя грех мира, и стали первыми апостолами. Но если Андрей тут же бежит рассказать все своему брату Петру, безымянный ученик исчезает со страниц Евангелия, чтобы появиться вновь только двенадцатью главами позже, где мы видим его возлежащим между Иисусом и Петром на Тайной Вечере. Хотя об этом конкретно не говорится в Евангелии, порядок размещения сотрапезников вокруг стола указывает на то, что возлюбленный ученик был устроителем торжества, Иисус занимал почетное место слева, а Петр – следующее по значимости место справа. Скорее всего (это единственное разумное объяснение), Тайная Вечеря проходила в доме нашего героя.
Итак, возлюбленный ученик жил в Иерусалиме. Он не принадлежал к числу галилеян, сопровождавших Иисуса в его странствиях. Не был он и одним из двенадцати избранных Иисусом апостолов, которым предназначено было стать вождями нового Израиля. Подобно Марфе, Марии и Лазарю, возлюбленный ученик не покидал родных мест и встречался с Иисусом только когда тот приходил в Иерусалим. Этим отчасти и объясняется тот факт, что он не упоминается в других Евангелиях и занимает столь скромное место даже в своем собственном. Создается впечатление, что ему была отведена весьма незначительная роль в происходивших событиях. О его поступках почти ничего не известно. На протяжении всего Евангелия он произносит всего девять слов – меньше, чем Мария Магдалина, Марфа или Мария из Вифании, меньше, чем Филипп, Андрей или Фома и, разумеется, гораздо меньше, чем Петр. Он просто находился рядом с Иисусом в самые важные моменты — на Тайной Вечере, у подножия креста. Именно он первым из учеников-мужчин оказался у пустой гробницы Пасхальным утром.
В отличие от двенадцати апостолов, этот человек не был призван играть руководящую роль в новорожденной церкви, и все же он особым образом выделяется из всех других учеников. Он был «учеником, которого любил Иисус». Конечно, Иисус любил не его одного. Из одиннадцатой главы Евангелия видно, что он любил семью из Вифании – Марфу, Марию и Лазаря, с которыми его связывали тесные узы дружбы. Иисус любил всех своих учеников – в начале повествования о страстях Христовых сказано, что он «до конца возлюбил их». И все же только безымянный ученик назван «учеником, которого любил Иисус». Другого имени его мы не знаем. Хотя он провел с Иисусом гораздо меньше времени, нежели ученики-галилеяне, он все же был его самым близким другом.
Поэтому, когда Петр и его товарищи покинули Иисуса, возлюбленный ученик, как и следовавшие за Иисусом женщины, остался верен ему до конца. Он стоял у подножия креста вместе с Марией Магдалиной, матерью Иисуса и его тетей, также именуемой Марией. И Иисус, видя двух самых дорогих ему людей – свою мать и ближайшего друга – сказал, обращаясь к матери: «Жено! се, сын Твой», а обращаясь к ученику: «Се, Матерь твоя!» Таким образом Иисус поручил заботу о матери своему другу.
Многие толкователи пытаются наполнить это событие возвышенным богословским символизмом, считая его очевидный смысл слишком прозаическим для Евангелия. Но это не так, не следует упускать из вида глубокую человечность слов, прозвучавших с креста. Предсмертные страдания и одиночество Иисуса ничем ни отличались от того, что испытывал бы на его месте любой человек, и, как всякий из нас, умирая, он обратился к людям, которые были ему особенно дороги – к своей матери и к своему ближайшему другу. Его всеобъемлющая любовь к своему творению не исключает личной привязанности конкретным людям. Иисус утверждает два величайших проявления человеческой любви – семью и дружбу – и сводит их воедино, поручая другу заботу о своей матери, матери – заботу о своем друге.
Очень много людей не хотят останавливаться на этом значении события, но в таком случае чисто человеческую привязанность Иисуса к матери и к другу стоит рассматривать в более широком контексте, а не просто сбрасывать со счетов. Некоторые считают возникновение новых взаимоотношений между матерью и другом умирающего на кресте Иисуса моментом зарождения церкви. Смерть Иисуса создает новые отношениями. Между матерью Иисуса и его возлюбленным учеником не было бы родственных отношений, если бы Иисус перед смертью не поручил им заботу друг о друге. Так и церковь состоит из людей, собранных вместе распятым Иисусом, который своей смертью скрепил их союз совершенно новым типом взаимоотношений. Но даже если мы продолжим свои размышления в этом направлении, вполне человеческая реальность произошедших у креста событий не теряет своей значимости. Не стоит гнаться за прекрасной, но безликой любовью ко всему человечеству, затмевающей собой личную заботу и привязанность к конкретным людям. Возникающие в церкви взаимоотношения – это продолжение человеческой любви Иисуса к своей матери и своему ближайшему другу. Более того, поручение, данное им своему ученику, имело для того вполне практические последствия, поскольку отныне Марии предстояло жить в его доме.
Если рассматривать это как образец взаимоотношений между христианами, значит в церкви мы должны вести себя как лучшие друзья Иисуса, которым поручена забота о его матери, или как мать Иисуса, обретшая сына в лице его лучшего друга. В своей смерти Иисус не хоронит человеческую любовь, а дает ей новую жизнь, открывает для нее новое русло. Иисус доверил нам заботу друг о друге. Потому люди, не знавшие любви в своей собственной семье, могут найти ее в церкви. Те, кто не познал дружбы, могут обрести друзей среди братьев и сестер по вере. Семейная и дружеская привязанность в церкви распространяется на всех ее членов. Церковь – это место, где можно найти поддержку, которую могут дать только близкие взаимоотношения.
Возвращаясь к самому возлюбленному ученику, стоит задаться вопросом: «Что он увидел в крестном событии?
Жизнь его не сравнится с красочной биографией Петра, который производит на нас яркое впечатление своей готовностью умереть за Иисуса и последующим поражением, которое открыло для него истинное значение смерти своего учителя. Возлюбленный же ученик просто оставался с Иисусом. Единственным желанием этого верного друга было до конца находиться рядом с ним. Этим он больше похож на Марию Магдалину, хотя и той пришлось стать непосредственной участницей впечатляющих событий – избавления от семи бесов. Мы уже попытались представить себе отчаяние, охватившие ее на Голгофе. Крестная тьма имела для нее особое значение. А как же возлюбленный ученик? Ведь нам ровно ничего не известно о том, что крест означал для него лично, и в данном случае на догадки и воображение полагаться не стоит. Этому ученику предназначено было сыграть особую роль, выделявшую его из всех остальных действующих лиц в истории страданий и смерти Иисуса.
Объяснение нечастому упоминанию возлюбленного ученика в собственном Евангелии не стоит искать в его скромности. Все дело в том, что в истории жизни и смерти Иисуса этому ученику отведена роль свидетеля: он был близок к Иисусу, находился в центре происходящих событий, и поэтому его словам можно доверять. Его свидетельство, передача истории и ее смысла имеют для нас большее значение, чем его действия в рамках этой истории. Предназначением этого ученика было не влияние на ход событии, а наблюдение, проникновение в суть происходящего. Он должен был донести до нас все увиденное помочь нам глубже постичь его истинный смысл.
Потому о единственном случае, когда возлюбленный ученик сознательно привлекает к себе наше внимание, мы читаем следующее:
«И видевший засвидетельствовал, и истинно свидетельство его; он знает, что говорит истину, дабы вы поверили»
(Иоанн 19:35).
Он больше ничего не пишет о себе лично, не желая привлечь интерес читателя к собственной персоне, ведь роль свидетеля сводится исключительно к тому, чтобы поделиться увиденным. Взглянуть на крест глазами ученика, которого любил Иисус, – глазами внимательного свидетеля, способного поведать самое важное, глазами человека, наиболее приближенного к Иисусу, – значит понять, чем этот крест стал не для него лично, а для всех нас.
Свидетельство возлюбленного ученика, переданное всем читателям Евангелия, воистину поразительно. Такое, казалось бы, маловажное событие – что такое смерть одного человека на глазах у друзей и горстки солдат? — вдруг приобретает космический размах и навсегда изменяет ход истории. Свидетель передает увиденное, и на первый взгляд перед нами предстает человек, умирающий на одном из сотен крестов, воздвигнутых в тот день для других преступников и изгоев по всей Римской империи. Обычное повседневное явление, не имевшее никакого особого значения. Такую же историю можно было бы рассказать и о других распятых, только вот никому не захотелось бы тратить на это время. Чем же могли заинтересовать очевидца именно этот человек и именно это событие? Ничто в нем не предвещало из ряда вон выходящего: солдаты бросают жребий, чтобы решить, кому достанется одежда осужденного; несколько ничем не выдающихся родственников и друзей собираются у подножия креста; несчастный умирающий поручает кому-то там заботу о своей матери; мучимый жаждой, просит пить, и кто-то из жалости подносит к его губам вино; со словом «совершилось» на устах он испускает дух; вместо того чтобы перебить ему ноги, подошедшие солдаты протыкают копьем бок. Довольно скучное описание казалось бы ничем не примечательной сцены.
Но наш свидетель смотрит дальше и ведет нас за собой. В обычных событиях он открывает особый смысл, и в его устах они навсегда изменяют мир. При этом, в отличие от остальных евангелистов, он не окружает крест символами, указывающими на его вселенское значение: нет ни полуденного затмения, ни землетрясения, ни разорванной завесы в храме. В его кратком повествовании, которое можно было бы применить к любому другому распятию, о них не говорится ни слова. Непосвященный очевидец не заметил бы ничего особенного. Но внимательный свидетель смог разглядеть многое. Ведь истинное значение событий, изменивших судьбу всего мира, скрывалось именно в их человечности. Это распятие отличалось от всех прочих тем, что на кресте человеческой смертью умирал Бог, Творец Вселенной и всех тех, кого постигла подобная участь. Именно это наполнило распятие Иисуса удивительно глубоким смыслом, не избежавшим нашего внимательного свидетеля. Глядя на происходящее его глазами, проникая вместе с ним в суть этих, в общем, обыденных событий, мы видим в них осуществление предвечного Божьего замысла.
Здесь стоит еще раз вернуться к приведенным выше словам возлюбленного ученика об истинности его свидетельства (Иоанн 19:35), обращая внимание на то, что слова эти относятся не к самой смерти Иисуса, а к последующим двум подробностям: к тому, что ноги Иисуса не были перебиты и что из раны в боку потекла кровь с водой.
В Писании есть следующие слова о пасхальном агнце: «Кость Его да не сокрушится». И вот со слов возлюбленного ученика Иисус предстает перед нами Агнцем Божьим, взявшим на себя грех мира, о ком в начале Евангелия говорил Иоанн Креститель. Это новый пасхальный агнец, закланный ради спасения мира. Если израильский пасхальный агнец положил начало избавлению народа от египетского ига, то Иисус принес освобождение всему миру, дав начало великому исходу человечества из рабства греха, зла и смерти к свободе в новой жизни с Богом. Это был поворотный момент в мировой истории. Постыдная смерть никому не известного бродяги, не замеченная ни одним Римским историком, ознаменовала собой победу Бога над силами зла и открыла человечеству путь к свободе.
Но для того, чтобы освободить Израиль от египетского рабства, необходимо было пролиться крови жертвенного агнца. В крови же Иисуса содержится сила, посредством которой смерть Иисуса очищает нас от греха и спасает от зла. Но из его раны потекла также и вода – вода жизни в Божьем Духе, – которую обещал нам Иисус. Иисус истекает кровью, смывающей грех мира, и водой, дарующей жизнь. Кровь очищает прошлое, а вода омывает будущее. Все бесчисленные злодеяния, совершенные человечеством на протяжении всей истории, все жалкие ошибки и огрехи повседневной жизни – все смывает кровь Христа. А живая вода течет из раны распятого Иисуса, даруя новую жизнь обессиленному, измученному и оскверненному пороком человеческому роду – жизнь, рожденную от смерти и воскрешающую омертвелое творение.
Но все это больше образы, чем аргументы, и кто-то может по праву сказать: «Но ведь это всего лишь обычное, ничем не примечательное событие. Даже если свидетель точно передал все увиденное, можно ли доверять его выводам?» Я думаю, что единственным ответом было бы его собственное свидетельство: «И видевший засвидетельствовал, дабы вы поверили». Он говорит: «Смотрите! Вот что я видел. Продолжайте смотреть, пока не увидите сами». Последний из приведенных им отрывков Писания, завершивший череду пророческих свидетельств, заимствован у Захарии: «Воззрят на Того, Которого пронзили». Что-то шевельнулось в сердцах смотревших на него. Забил вечный источник жизни. Глядя на мертвого, израненного Иисуса, мы сначала не видим ничего, кроме неимоверной жестокости и разрушившихся надежд. Но затем страшные события оживают перед нами, и распятый Иисус входит в нашу жизнь. Мы взираем на предавшего Себя за нас и видим восход новой жизни, озаряющей мир.