Только глупец будет утверждать, что культурная среда не играет никакой роли в формировании религиозных убеждений людей.
Все мы находимся под сильным влиянием не только наследственности, но и внешнего окружения, особенно под влиянием друзей, мнением которых мы дорожим. Никто не станет отрицать, что индуистское окружение предраспола­гает к индуизму, христианское – к христианству и т.д. Но можно ли утверждать, что лишь наследственность и окружающая среда оказывают определяющее влияние на веру и поведение людей?

«Христианское» происхождение может оттолкнуть вас от христианства. Многие дети в воскресных школах к одиннадцати годам вдруг восстают против религии, а дети из семей духовенства в подростковом возрасте порывают с ней. Как этот факт – а он является действительным – вяжется с заявлением о том, что обращение к религии и религиозный опыт являются единственно результатом социальной обусловленности?

Чаще всего получается совсем наоборот. Миллионы людей в Советском Союзе и в Китае становятся в наши дни христианами, несмотря порой на жестокое преследование со стороны властей.

То окружение, в котором они находятся, предрасполагает к атеизму и диа­лектическому материализму. Однако коммунизм оказался не в состоянии оста­новить рост обращения в христианство в этих двух великих державах. Интерес­но, не правда ли? Кто еще осмелится убеждать меня в том, что религиозность является результатом социальной обусловленности?

Пожалуй, еще более впечатляющим является пример племени сови, о котором пишет в своей книге «Дитя мира» миссионер Дон Ричардсон. Мораль этого племени была такой развращенной, что любая человеческая добродетель расценивалась у них как порок, а обман считался величайшей добродетелью. Когда они в первый раз услышали рассказ об Иисусе, они приветствовали предательство Иуды Искариота. Он был в их глазах героем! А теперь в этом пле­мени процветающая христианская община! Социальная обусловленность? Че­пуха!

Тот же самый аргумент о социальной обусловленности постоянно приме­няется и к сознанию. Отнюдь не давая каких-либо решительных указаний в на­шей жизни, лишь подсказывая нам, как следует правильно поступать, сознание рассматривается атеистическими философами просто как отражение оказывае­мого на нас социального влияния. Естественно, сознание определяется в какой-то мере обществом, в котором мы живем, но это объяснение не является исчерпывающим. В большинстве случаев нравственным прогрессом в истории дви­гали страстные реформаторы, смело выступавшие против давления общества, потому что именно совесть подсказывала им, как надо поступать. Вспомните освобождение рабов, освобождение женщин и детей, вынужденных работать на фабриках по 15 часов в день, освобождение заключенных, сутками прикован­ных к стенам своих камер.

В каждом из этих случаев борьба за реформы осуществлялась из побуждений совести, и всегда приходилось преодолевать сильное сопротивление со стороны общественного строя и существовавших в нем норм. Сознание, таким образом, не является лакеем социальной обусловленности.

Но если за тем, во что верят некоторые люди, кроются социальные причи­ны, то и атеизм они объясняют с тех же позиций. Поль Витц, известный христианский психолог, был воспитан христианином. Затем, в 18-летнем возрасте, он отказался от христианства и стал атеистом. В тридцать восемь, будучи уже профессором психологии, он вновь исследовал христианство и, придя к выводу, что оно истинно, вверил свою жизнь Христу. Сейчас он заявляет, что причины, побудившие его стать атеистом, были «поверхностными, неразумны­ми и в основе своей лишены интеллектуальной и моральной честности».

Христианское обращение часто понимается неправильно. Оно расценивается как неожиданный, нерациональный, необъяснимый, если не вовсе обманчивый акт. Из каких же существенных элементов состоит в таком случае обра­щение?

Эти составляющие элементы легче всего проследить, пожалуй, на класси­ческом примере христианского обращения – обращения Савла из Тарса. Хотя многие моменты его обращения были уникальными, в нем можно выделить че­тыре элемента, присущие любому истинному обращению:

• оно коснулось его совести – он осознал, что действовал против ее велений; – яркое свидетельство тому, что вера в Бога сильнее любого влияния извне;

• оно коснулось его разума – он понял, что Иисус, Которого он преследо­вал, воскресший Мессия и Сын Божий;

• оно коснулось его воли – он решил покориться Иисусу и следовать за Ним;

• оно изменило всю его жизнь: его амбиции, его характер, его отношение к людям, все его взгляды на жизнь. Никакое обращение не может быть истин­ным, если в нем не содержатся эти четыре элемента.

А все же, что, если это иллюзия? Что, если прав был Фрейд, рассматривая само религиозное переживание как нечто иллюзорное?

Мне думается, существует три вида теста, к которым можно прибегнуть, если мы сомневаемся, является ли религиозное переживание вообще, и христи­анство в частности, истинным.

Во-первых, проверка временем. Этот тест применим не ко всем религиям, а только к тем, которые претендуют на историю. Христианство, вне всякого сомнения, относится к их числу. В центре его внимания – личность, смерть и воскресение Иисуса из Назарета – Учителя, плотника, жившего в Палестине во время римского владычества в первой трети первого столетия нашей эры. В Иисусе нет ничего иллюзорного. Нет ничего иллюзорного и в том влиянии, ко­торое Он оказал на Своих современников и на все последующие поколения во всем мире. Никто за всю историю человечества не смог прожить такую жизнь, как Иисус Христос, жизнь, полную любви и чистоты, мужества и проницатель­ности. В Его заявлениях нет ничего иллюзорного (см. Предр. 1). Его смерть бы­ла достаточно реальной и имена много свидетелей, а Его воскресение – факт достоверный (см. Предр. 8). Точно так же никто не может сомневаться в реаль­ности Церкви, которая возникла на базе учения Иисуса и имеет сейчас миллио­ны приверженцев во всем мире. Просто нет смысла спорить о том, является ли христианская вера иллюзорной и продукт ли это социальной обусловленности. Её корни – в истории. Ее основатель, как и само христианство, выдержали са­мую серьезную проверку – проверку временем.

Во-вторых, проверка на качество. Когда пьяницы трезвеют, а мошенники становятся честными, когда анимисты порывают с миром спиритизма, а люди, закабаленные черной магией, освобождаются от нее, когда эгоцентричные люди становятся великодушными – тогда становится весьма трудно объяснить все это иллюзорностью. Переворот в жизни людей не является единственным кри­терием подлинности обращения, однако был весьма характерным для христиан в течение многих столетий.

В-третьих, проверка силой воздействия. Это еще один критерий истинно­сти религиозного переживания. Нам известно, что галлюцинации, неврозы и т. п. приводят к деградации, к разрушению личности, к неуравновешенному пове­дению. В христианстве мы видим противоположный эффект – оно делает людей целостными. А воздействие его проявляется всю жизнь и даже в тяжелые мину­ты перед лицом смерти, когда рассеиваются последние иллюзии.

Ни один из этих трех тестов нельзя применить к социальной обусловленности. Теория социальной обусловленности не может объяснить исторические факты и глубокие изменения в характере людей. Не годится она и для того, чтобы объяснить силу христианства.

© 1961 - 2024

Мы в соцсетях: