Любовь способна видеть во всем только самое лучшее. Если какое-то дело или событие может быть объяснено по-разному, она даст ему лучшее истолкование. Любовь настолько милостива и добра по своей собственной природе, что не склонна подозревать других. Она не желает никого осуждать, но с радостью, насколько это позволяют ей здравый рассудок и совесть, желает простить любого человека. Она настолько далека от желания мести, что ее не беспокоят и не раздражают нанесенные ей оскорбления. Ибо месть со стороны любви была бы ничем иным, как еще одним злом, совершённым лично против себя, так как довольно того, что ранее такое зло было сделано ей со стороны других людей. Однако сама любовь настолько далека от злых деяний этих людей, что даже неохотно мыслит злое о них.
Однако, если потребует необходимость, любовь способна совершить правосудие и наложить наказание, но не из желания причинить страдания преступившему закон, а из любви и сострадания к человечеству. Известное латинское изречение гласит: «Charitas поп punit quia peccatum est, sed ne peccaretur» («Любовь налагает наказание не потому, что совершено преступление, но для того, чтобы преступление не совершилось»). Это больше похоже на предупреждение возможного греха в будущем, чем на возмездие за проступок, совершённый в прошлом. И она может сделать это без всякого расстройства духа, подобно тому, как врач вскрывает вену своему пациенту без всякого гнева. Справедливо говорит следующее латинское изречение: «Quis enim cui medetur irascirur?» («Кто гневается на своего пациента?»).