«И когда был Он в Вифании, в доме Симона прокаженного, и возлежал, — пришла женщина с алавастровым сосудом мира из нарда чистого, драгоценного и, разбив сосуд, возлила Ему на голову.
Некоторые же вознегодовали и говорили между собою: к чему сия трата мира? Ибо можно было бы продать его более нежели за триста динариев и раздать нищим. И роптали на нее.
Но Иисус сказал: оставьте ее; что ее смущаете? Она доброе дело сделала для Меня. Ибо нищих всегда имеете с собою и, когда захотите, можете им благотворить; а Меня не всегда имеете. Она сделала, что могла: предварила помазать тело Мое к погребению. Истинно говорю вам: где ни будет проповедано Евангелие сие в целом мире, сказано будет, в память ее, и о том, что она сделала»
(Марк 14:3-9).
«Приближалась Пасха Иудейская, и многие из всей страны пришли в Иерусалим перед Пасхою, чтобы очиститься. Тогда искали Иисуса и, стоя в храме, говорили друг другу: как вы думаете? не придет ли Он на праздник? Первосвященники же и фарисеи дали приказание, что если кто узнает, где Он будет, то объявил бы, дабы взять Его.
За шесть дней до Пасхи пришел Иисус в Вифанию, где был Лазарь умерший, которого Он воскресил из мертвых.Там приготовили Ему вечерю, и Марфа служила, и Лазарь был одним из возлежавших с Ним. Мария же, взяв фунт нардового чистого драгоценного мира, помазала ноги Иисуса и отерла волосами своими ноги Его; и дом наполнился благоуханием от мира.
Тогда один из учеников Его, Иуда Симонов Искариот, который хотел предать Его, сказал: Для чего бы не продать это миро за триста динариев и не раздать нищим? Сказал же он это не потому, чтобы заботился о нищих, но потому что был вор. Он имел при себе денежный ящик и носил, что туда опускали.
Иисус же сказал: оставьте ее; она сберегла это на день погребения Моего»
(Иоанн 11:55 – 12:7).
Когда начался крестный путь Христа? Можно предположить, что это случилось еще при его крещении или позже, в момент преображения. Именно тогда Иисус впервые поведал своим ученикам о том, что в конце пути, указанного Богом, его ожидают страдания, одиночество и смерть, хотя в тот момент ученики не поняли и не приняли его слов. Или, быть может, началом крестного пути стало последнее путешествие Христа в Иерусалим? И все же знавшие Иисуса яснее всего осознали его готовность подвергнуться смертельной опасности, когда за шесть дней до Пасхи он прибыл в Вифанию.
Каждый раз, когда Иисус заходил в этот городок неподалеку от Иерусалима, он останавливался у своих друзей Лазаря, Марфы и Марии. Последний раз он побывал там несколькими неделями раньше описываемых здесь событий; тогда он по просьбе Марфы и Марин вернул к жизни их брата Лазаря. Иисус старался держаться подальше от Иерусалима, поскольку к тому времени решимость иудейских властей взять его под стражу стала очевидной. Когда Иисус пришел, чтобы воскресить Лазаря, пребывание в Иерусалиме уже было для него небезопасно, а после этого опасность только увеличилась. Весть о совершенном чуде распространилась повсюду. Первосвященники боялись политических последствий широкой популярности Иисуса в народе и намеревались схватить и казнить его в случае, если он появится в Иерусалиме. Этого появления вполне можно было ожидать, поскольку приближался главный иудейский праздник — Пасха. И когда город и его окрестности начали заполняться толпами паломников, власти объявили о розыске Иисуса, и всякий видевший его должен был незамедлительно доложить им об этом.
Когда Иисус с учениками прибыли в Вифанию, его друзья без всяких сомнений поспешили сообщить ему о большой опасности, которой он подвергался. Принимая его в своем доме, они не просто оказывали гостеприимство, а укрывали разыскиваемого властями преступника. Конечно же, они всеми силами старались сохранить его пребывание в тайне, прекрасно понимая, чем может грозить укрытие человека, которого они должны были бы сдать властям. Ученики Иисуса также не могли не осознавать нависшей над ними опасности. Потому за ужином, приготовленном друзьями Иисуса в честь его прибытия, царила весьма напряженная атмосфера. Кого-то из учеников, возможно, несмотря ни на что охватывало радостное волнение. Они не верили, что Иисуса могут арестовать, ожидая скорее явления небесного воинства, которое по его приказу чудесным образом захватит и освободит Иерусалим. Те , кто лучше знали Иисуса, были охвачены страхом и мрачными предчувствиями. Великое начинание, которому они посвятили свою жизнь, судя по всему, должно было закончиться трагедией. Тот, кому они вверили свою жизнь, безрассудно, но неуклонно шел навстречу смертельной опасности, поставив на карту все, что у него было.
Для сестер Марфы и Марии этот ужин имел особое значение. Ведь именно Иисусу они были обязаны жизнью любимого брата. Неудивительно, что они хотели выразить ему свою благодарность. Это был повод для великой радости — вернулся не только Лазарь, но и Иисус, подаривший ему вторую жизнь. Однако веселье омрачали мысли о том, что они, вероятно, в последний раз принимают Иисуса в своем доме. Если на следующее утро он действительно перейдет Елеонскую гору, направляясь в Иерусалим, ему едва ли удастся избежать ареста.
Марфа, более практичная, ответственная, наверное старшая из двух сестер, демонстрирует свою любовь и благодарность Иисусу довольно традиционным способом. Она накрывает на стол. Хотя у нее вполне могли быть слуги, она сама прислуживает гостю в знак особой признательности, которую присутствующие , несомненно, одобрили и высоко оценили; ее поведение никого не удивило. Но вот для Марии, менее приверженной условностям, быть ученицей Иисуса часто означало нарушение установленных традиций. Вот и теперь ее поступок вызвал всеобщее негодование и резкое неодобрение возлежавших за столом.
Чтобы до конца понять его, следует разобраться в обычаях и традициях гостеприимства. Приглашая гостей на ужин, каждый хозяин должен был позаботиться о том чтобы при входе в дом они имели возможность омыть ноги. Путешествовать по пыльным дорогам в открытых сандалиях жителям Ближнего Востока приходилось довольно часто, и к концу дня на их потные ноги налипало немало грязи. Омовение ног считалось черной работой, входившей в обязанности слуг. Если же слуг не было, хозяин от которого никто не ожидал личного участия в этой неприятной процедуре, должен был предоставить своим гостям воду и полотенце, чтобы они могли сделать это сами. Кроме того, особо почетному гостю хозяин мог помазать голову благовонным маслом, которым тогда пользовались так же широко, как сегодня пользуются мылом.
Вернемся к Марии. Проявив, с точки зрения гостей, немыслимую расточительность, хозяйка дома одним жестом почтила Иисуса соблюдением каждого из этих обычаев. Она возлила на голову Иисуса целый флакон чрезвычайно дорогих благовоний. В древности такие благовония ценились очень высоко и стоили огромных денег, поскольку их доставляли издалека. Купленное Марией масло прибыло с самих Гималаев, а потраченные на него средства в течение года могли кормить целую семью. Драгоценный алебастровый сосуд был изготовлен таким образом, что вылить из него благовония можно было, лишь разбив горлышко, и, не довольствуясь возлиянием масла на голову Иисуса, Мария омыла им и его ноги. Причем сделала это сама, не прибегая к помощи прислуги. Вместо того чтобы предложить Иисусу воду и полотенце, она омыла его ноги нардом и отерла собственными волосами!
Все это Мария проделала в молчании. Здесь она не нарушила обычая. Вмешиваться в мужской разговор для женщины было неслыханным делом, особенно когда речь шла о важных событиях. И все же ее поступок красноречивее любых слов. Марию никогда не удерживали рамки условностей, она соблюла старинный обычай совершенно нетрадиционным способом. Безграничная любовь Марии к Иисусу нашла выражение в удивительной щедрости ее дара, ведь чтобы до конца выразить свои чувства, ей потребовалось совершить нечто достойное их глубины и силы. Иисусу нетрудно было разглядеть и оценить это: «Где ни будет проповедано Евангелие, —сказал он, — поступок Марии будут помнить лучше чем все слова, которые она могла бы произнести».
Какие же чувства хотела выразить Мария? Любовь и благодарность Иисусу? Да, но было и нечто большее. Как и все присутствовавшие, она знала о неотвратимой гибели, грозившей Иисусу. Радость в душе Марии смешивалась с предчувствием беды, веселье — с горечью. Ее безмерная преданность Иисусу нашла столь невероятное выражение, поскольку такая возможность могла уже никогда более не представиться. Это было последнее, что Мария могла сделать для Иисуса. Она как бы приготовила его тело к погребению, которое, как ей казалось, не замедлит последовать. Вся любовь Марии к Иисусу, выразилась в ее поступке. Так скорбь побуждает людей не жалеть времени и средств для погребения близких, ведь для них это последний, а иногда и единственный способ выразить свою любовь. Потому Иисус сказал: «Она доброе дело сделала для Меня… Она сделала, что могла: предварила помазать тело Мое к погребению».
Самым удивительным во всем этом было то, что Мария, в отличие от других собравшихся за столом, единственная увидела неизбежность скорой смерти Иисуса, что и продемонстрировала своим поступком. Она не отговаривала его от похода в Иерусалим и едва ли думала, что Бог спасет его от смерти, как считали некоторые ученики. В отличие от Петра, она и сама не пыталась его спасти, зная, что этой смерти избежать нельзя, и она смиряется с этим. Вся ее любовь к Иисусу выливается всего в одном обряде омовения — в приготовлении его тела к погребению, но это, конечно, не значит, что ее любовь этим ограничивалась. Мария любила Иисуса не меньше любого из учеников и так же, как они, не понимала, зачем он направлялся навстречу заведомо грозившей ему смертельной опасности. Она не знала, почему смерть Иисуса была угодна Богу. Просто она видела, что он сам вполне примирился с мыслью о необходимости этой смерти для исполнения им своего предназначения. Мария не понимала, но и не подвергала сомнению решимость Иисуса идти по избранному пути. Любовь помогла ей почувствовать его твердую веру в Божью волю и принять ее вместе с ним. Иисус знал, что должен совершить это, и Мария разделила его уверенность.
Вот почему поступок Марии так важен. Вот почему о ней будут помнить последующие поколения. Вот почему Иисус сказал о ней то, чего никогда не говорил о других: истинно говорю вам: где ни будет проповедано Евангелие сие в целом мире, сказано будет в память ее и о том, что она сделала». Ее поступок стал частью евангельского повествования, потому что он воплотил в себе самую суть благовестия. Он стал предзнаменованием крестной смерти Иисуса. Единственная из приближенных к нему людей, Мария разглядела в его смерти Божественное предназначение.
После того, что произошло с Марией, мы с вами уже не можем «подойти к кресту» без ее восприятия Иисуса. Как и ей, нам может быть непонятна его неотвратимость. Понимание, возможно, придет позже. Но для начала вместе с Марией мы должны разделить убежденность (и последовать примеру) Иисуса в том, что, ступив на крестный путь, он исполняет волю Отца и совершает все необходимое для нашего спасения. С человеческой точки зрения Иисус не должен был умереть. Его смерть нельзя считать справедливой или заслуженной: это было узаконенное убийство, и мы все это прекрасно понимаем. И все же Иисус смирился с несправедливостью своей смерти в знак послушания Отцу. Именно это должно стать отправной точкой на нашем собственном крестном пути подобно Марии, мы должны смириться с этим и, ведомые любовью, идти иногда непостижимой дорогой послушания до самой смерти, как это для нас сделал Иисус.
Мы уже отмечали смешанные чувства во время ужина в Вифании: радость друзей Иисуса, вновь принимавших его в своем доме, перемешалась с тревогой и мрачными предчувствиями. Это отразилось и на поступке Марии, выражающем ее радость от присутствия Иисуса и предвосхищающем его смерть. Возлияние благовоний ознаменовало собой и то, и другое, ведь не зря благовонные масла и мази в то время имели двоякое значение. Во время праздника их аромат символизировал веселье и поднимал настроение — в Ветхом Завете они названы «елеем радости». Но ароматные масла использовались также и для помазания и бальзамирования усопших. Благовония тогда заглушали запах смерти и облегчали боль скорбящих. Повествуя о том, как Мария возлила на Иисуса драгоценный нард, Иоанн как бы включает чувство обоняния читателя, чтобы тот мог лучше представить себе происходившее: «Дом наполнился благоуханием от мира». Поступок Марии буквально и образно изменил царившую в доме атмосферу. Принимая неизбежность смерти Иисуса, она изливает свою преданность к нему столь удивительным способом, и ее любовь рассеивает тревогу и страх. Конечно, Мария была не в силах облегчить страдания Иисуса. Зловоние смерти неизбежно напоминает о ее реальности. Но аромат любви преображает его. Мария чувствует, что именно любовь побуждает Иисуса добровольно принять смерть, и потому, отвечая ему своей любовью, разделяет его боль. Радость по-прежнему смешивается с ощущением близкой потери. Но любовь Марии вбирает в себя оба эти чувства. Аромат ее наполняет собою дом.
Тем не менее, некоторые из собравшихся увидели поступке Марии лишь бессмысленную расточительность. Щедрость ее дара, желание в последний раз выразить свою безграничную преданность Иисусу были недоступны их пониманию. Они видят лишь отрицательную сторону: «К чему сия трата мира? Ибо можно было бы продать его более нежели за триста динариев и раздать нищим». Их реакцию понять нетрудно: забота о нищих всегда была одной из достойных восхищения иудейских добродетелей. Иисус сам призывал богатого юношу, заявившего о своем исполнении всех заповедей, продать все имущество и раздать деньги бедным. Но в этот вечер в Вифании он отказывается выслушивать упреки в адрес Марии: «Оставьте ее; что ее смущаете? Она доброе дело сделала для Меня. Ибо нищих всегда имеете с собою и, когда захотите, можете им благотворить; а Меня не всегда имеете».
Конечно же, Иисус понимал, что их возмущение было продиктовано желанием осудить Марию за ее непостижимый поступок: «Нищих всегда имеете с собою… Меня не всегда имеете». Мария принимает неизбежность смерти Иисуса и поступает согласно своей вере. Окружавшие ее люди хотели, чтобы она вела себя, как всегда. Не веря в приближение смерти Иисуса, они не понимали, что заставило ее оказать ему эту последнюю честь.
Поступок Марии уникален. Земная жизнь Иисуса приближалась к концу, и обед в Вифании уже никогда не повторится. Иисус сказал: «Меня не всегда имеете», и нам никогда уже не придется выбирать между Иисусом и нищими. И не только потому, что сегодняшний Иисус уже ни в чем не нуждается, но и потому, что его крестный путь, неотвратимость которого осознавала Мария, привел Иисуса к полному единению с нищими и обездоленными. Лишенный того немного, что имел, столкнувшийся с презрением и гневом, сделавшийся изгоем и обреченный на смерть, Иисус в своей смерти воистину стал одним из самых несчастных людей на земле. Он близок к каждому из нас, но особенно — к нищим, страждущим и убогим.
Крестный путь означает нечто большее, чем материальная забота о неимущих — он означает единение с ними; следуя за Иисусом, мы постигаем его близость к беднейшим из людей. Принять его смерть, как это сделала Мария, значит принять и эту близость. Любовь к Иисусу, такая же безгранично щедрая, какой пылало сердце Марии, неотделима от любви к нищим и обездоленным, одним из которых был когда-то и он сам. Нам не приходится выбирать между Иисусом и неимущими. Ведь Иисус сам говорил о тех, кто накормил голодного, одел нагого, навестил больного или узника:
«Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне»
(Матфей 25:40).
Каждый из нас призван любить Иисуса щедрой и преданной любовью Марии, отвечая на беспредельную любовь Бога к нам, высшим проявлением которой стала смерть самого Иисуса. Эта любовь и принятие принесенной жертвы помогут нам глубже проникнуться Божьим состраданием к страждущим и обездоленным, которых всегда много вокруг нас. Рядом с нами живет и Иисус, скрепивший себя с ними узами вечного братства.