Среди христиан, сострадавших апостолам во время наказания в Писидийской Антиохии, были пожилая иудейка по имени Лоида, ее дочь Евника и сын Евники, Тимофей. Лоида уверовала первой, за ней ее дочь. Тимофей, которому было 17 или 18 лет, считался «сыном Павла в благости», одним из тех обращенных, новое рождение которых стоило Павлу тяжких трудов. Такие ученики на всю жизнь оставались связаны с ним как бы невидимой нитью. Лоида и ее дочь были жителями Листры, римской колонии, лежавшей приблизительно в 200 км к востоку. Они, судя по всему, решили идти домой вместе с апостолами, которые, к удивлению молодого Тимофея, казалось, радовались своим страданиям.
Изгнание из Антиохии не означало, что апостолы теряют свободу передвижения. Павел и Варнава могли остановиться на пару дней, отдохнуть и залечить раны в доме у христиан, живших поблизости от обсаженной тополями Дороги Августа, которая тянулась через холмы на восток. Там же они дали последние наставления остающимся ученикам. К своей радости апостолы обнаружили, что ученики не только не пали духом, не испуганы, но бодры и веселы, уверены в том, что Святой Дух не оставит их, когда апостолы уйдут. Наказание Павла они сочли только вступлением к преследованию, которому подвергнутся сами, и укреплялись духом. Бог был на их стороне, и они не боялись ничего, что исходит от человека.
Итак, маленькая группа отправилась вперед по Дороге Августа. После двухдневного пути странники добрались до опустошенной границы империи. Им приходилось останавливаться на постоялых дворах, которые в императорском Риме были в то же время и публичными домами. Павел с тоской мечтал о времени, когда Галатия, Малая Азия да и весь мир будут полны странноприимными домами для путешествующих христиан.
На седьмой день пути, после того, как путники миновали озеро у самых склонов Тавра, лежащее в верхней части узкой плодородной долины, дорога разделилась надвое. Мы не знаем, пошли ли женщины сразу по военной дороге в Листру или нет, но Тимофей остался с апостолами, которые повернули влево, на перевал, и направились в древний город Иконию, расположенный на самом краю центрального плато.
Никто не возвестил о прибытии апостолов, и никто не заметил их, но Павел воспользовался первой же возможностью проповедовать в синагоге, и, так же, как и в Антиохии, ему сопутствовал феноменальный успех. Большое количество иудеев и эллинов уверовало, и с первых же часов эта вторая галатская церковь стала тем, чем, по мнению Павла, должна была быть любая церковь — объединением рас и народов: урожденные греки и евреи стали едины во Христе Иисусе.
Иудеи, отказавшиеся поверить в то, что Иисус и есть обещанный Спаситель, немедленно контратаковали: «они возбудили и раздражили против братьев сердца язычников». Обращенные испытывали ощущение нового измерения, которое Павел называл «жизнью вечной», а необращенные занимались распространением сплетен, вызывавших невольное содрогание. Так Икония, пыльный, продуваемый ветрами город с двумя горными пиками над ним, напоминающими пирамиды, стал местом в мире, увидевшим образчик поведения, так часто повторяющийся на протяжении всей истории: как только одни люди начинали жить в согласии с учением Иисуса Христа, другие пытались всячески очернить их. «Их ненавидят за тайные преступления… Их обвиняют в ненависти к роду человеческому… Люди самого худшего нрава, заслуживающие самого сурового осуждения…» – почти такие же фразы, как эти, взятые из Тацита, отразившего отношение к христианам в эпоху Нерона, можно услышать и теперь: их использовала атеистическая пропаганда против верующих в России.
И, как в России и в древнем Риме, так и в Иконии, атмосфера подозрительности и ненависти только доказывала жизнеспособность мирного благовествования. День за днем, неделю за неделей Павел и Варнава, пишет Лука, проповедовали, «смело действуя о Господе, Который, во свидетельство слову благодати Своей, творил руками их знамения и чудеса».
Западные теологи часто подвергали сомнению эти слова: «знамения и чудеса», считая, что они представляют собой позднейшее наслоение или свидетельствуют о легковерии Луки, повторяющего чужие басни; но слова эти ясны и понятны для христиан Африки и Востока. С Лукой не стали бы спорить и многие европейцы – и тот чувствительный путешественник, который спал в общинном доме в горной Бирме рядом с алтарем духов и тот житель культурного Запада, который поссорился с колдуньей-врачевательницей из Конго. Силы зла, может быть, предпочитают проявляться на Западе в несколько усложненных формах, но весь остальной мир не осмеливается отвергать «злых духов» и «бесов» как создания воображения. «Знамения и чудеса», совершенные в Иконии, возможно, заключались в том, что мужчины и женщины, обретя веру во Христа, чувствовали внезапное облегчение, освобождение от психических страданий, нервных болезней или сознательного служения злым духам. Павел вписал новую главу в то, что было начато в Галилее: «Он исцелил многих, страдавших различными болезнями, изгнал многих бесов».
Напряжение росло. Город разделился на два противоположных лагеря – тех, кто последовал за апостолами или сочувствовал им, и тех, кто ненавидел их. Павел часто подвергался оскорблениям и нападениям на улицах, но все же намеревался провести в Иконии зиму. Но однажды, поздней осенью, Павлу дали знать, что недружелюбно настроенным язычникам и иудеям удалось склонить на свою сторону начальство, которое обещало смотреть сквозь пальцы на готовящуюся массовую расправу. Павла и Варнаву собирались побить камнями – не по приговору, а как бродячих собак.
Апостолы решили бежать. Избиение камнями могло стать смертной казнью. К тому же публичные «меры» такого рода, молчаливо поддержанные властями, могли спровоцировать всеобщую облаву на новообращенных. В случае бегства апостолов ученикам приходилось самим защищать себя, но Антиохия Писидийская показала, что юная церковь может и сама укрепиться силой Христовой, – и даже лучше, чем предполагали ее основатели. Поэтому, воспользовавшись услугами Тимофея, Павел и Варнава последовали повелению Господа: «Когда же гонят вас во граде сем, бегите в другой».
Рано утром на следующий день, как только открылись городские ворота, апостолы выскользнули из города, незамеченные, и направились на юг. Выбор пути был очевиден: они шли в Листру – город-колонию, лежавшую за пределами Фригии, в соседнем районе Галатии – Ликаонии. Власть магистров Иконии туда не распространялась. Листра была родным городом Тимофея. Позже, когда они пройдут много дорог вместе, Павел напомнит Тимофею в письме: «А ты последовал мне в учении, житии, расположении, вере, великодушии, любви, терпении, в гонениях, страданиях, постигших меня в Антиохии, Иконии, Листре; каковые гонения я перенес, и от всех избавил меня Господь». Быстрым маршем путники пересекли долину – слева вдали видна была неровная, обрывистая вершина горы Черной – потом вошли в предгорья Тавра, проделав путь почти в 40 километров за день. Наконец, они увидели город Листру, расположенный в верхней части неглубокой ложбины.
Перед городом, ясно видный в вечернем свете, вырастал храм Зевса – место, которое станет сценой одного из самых ужасных эпизодов в жизни Павла.
Испытания, выпавшие на их долю в Антиохии и Иконии никоим образом не лишили апостолов энтузиазма и целеустремленности, и вскоре новые обращенные один за другим понесли Евангелие жителям селений, окружавших небольшие озера, во множестве разбросанные между холмов, и достигли даже удаленного на восток города Дервии. Эти новые обращенные были по преимуществу греческого происхождения. Если в Листре и существовала иудейская синагога, мы не находим этому подтверждений ни в литературе, ни среди руин Листры (так и не исследованных надлежащим образом). Римляне, которые говорили здесь по-латыни, в отличие от грекоязычных римлян Антиохии не испытывали к проповеди апостолов почти никакого интереса. Туземцы Ликаонии, наоборот, прислушивались, потому что, хотя между собой они говорили на своем языке, греческий язык, язык торговцев, был им хорошо знаком.
В первое время, однако, уверовало лишь небольшое число – пока в один солнечный зимний день не случилось нечто совершенно необыкновенное. Поблизости от того места на городском форуме, где Павел обычно проповедовал, каждый день сидел человек, родившийся калекой – он совсем не мог ходить, и друзья каждый раз приносили его посидеть у колоннады на центральной площади. В этот раз Павел опять говорил о всемогущем Боге, Который воскресил Христа из мертвых. Он поглядывал на собравшихся слушателей – одни были совершенно безразличны, другие посмеивались, третьи слушали со вниманием и надеждой. Внезапно Павел заметил лицо калеки и прервал свою проповедь. Его глаза зажглись. Он видел, что вера этого человека настолько велика, что может исцелить не только его дух, но и тело. Та великая сила, которая заставила калеку в Галилее подняться со своего ложа и пойти, только ждала своего часа, ждала искренней веры – веры Павла и этого несчастного.
Павел сказал громко: «Встань на ноги твои прямо!»
В тот же миг калека поднялся на ноги и пошел – без малейшего колебания, не предпринимая осторожных первых попыток – нет, он просто вскочил на ноги и быстро пошел.
Толпу как будто пронизал электрический ток. Слушатели начали быстро переговариваться между собой на местном наречии, которого ни Павел, ни Варнава не понимали – они видели только, что все собравшиеся чрезвычайно возбуждены и поглядывают на них с необыкновенным почтением, а несколько молодых людей выбрались из толпы и со всей возможной скоростью побежали к храму Зевса.
В Листре была своя древняя легенда, которую каждый младенец впитывал с молоком матери. Некогда, повествует легенда, великий бог Зевс и его посланник, быстроногий Гермес, переоделись в нищих странников и ходили по Ликаонии в поисках пищи и крова; они стучались во множество дверей, и всюду их гнали прочь. Наконец, они подошли к ветхой крестьянской хижине пожилой супружеской пары, Филемона и Бавкиды, которые накормили их и пустили на ночлег. К богам вернулся их настоящий облик, и они превратили всех негостеприимных людей в лягушек и жаб, а хижину Бавкиды – в мраморный с золотом храм, который, согласно легенде, с древних пор, задолго до пришествия римлян, высился за городской стеной.
Жители Ликаонии всегда ждали того дня, когда боги придут снова, чтобы на этот раз не ошибиться и воздать им положенные почести.
теперь все события совпадали с легендой! Один из странных пришельцев был небольшого роста, подвижен и очень много и хорошо говорил: сразу видно, что это Гермес (Меркурий в латинской мифологии). Другой – высокий, спокойный, неразговорчивый при людях, подтверждающий слова своего спутника, как будто тот говорит и от его имени – он по всем статьям подходил под описание самого Зевса (или Юпитера)!
Главный жрец Зевса в спешке выбрал жертвенных быков из храмового стада, украсил их гирляндами из оливковых ветвей и крашеной шерсти, наточил жертвенный нож, и, трубя в рог, торжественно проследовал к городу, где около ворот уже собрались в ожидании огромные толпы народа. На форуме танцующие и поющие горожане окружили недоумевающих Павла и Варнаву. Сформировали настоящую процессию: апостолов с надлежащими церемониями попросили пройти к воротам города по широкой главной улице. Только теперь, к своему ужасу, апостолы осознали, что происходит, и услышали слова ритуальной песни: «Боги снизошли к нам в человеческом облике!» Готовились жертвоприношения, чтобы снискать их благоволение.
Инстинктивно они разорвали на себе одежды – обычная реакция урожденных иудеев на богохульство и оскорбление – и бросились по улице, умоляя жреца остановить обряд. Павел взобрался на алтарь для жертвоприношений. «Мужи! Что вы делаете?» – вскричал он, и ветер теребил на нем разорванные одежды, – «И мы – подобные вам человеки, и благовествуем вам, чтобы вы обратились от сих ложных к Богу живому, Который сотворил и небо, и землю, и море и все, что в них; Который в прошедших родах попустил всем народам ходить своими путями, хотя и не переставал свидетельствовать о Себе благодеяниями, подавая нам с неба дожди и времена плодоносные и исполняя пищею и веселием сердца наши».
Слова эти произвели действие. Жрец заколебался. По толпе волнами проносился ропот – люди боялись гнева божества, чем бы оно ни оказалось – их ли собственным идолом или живым Богом, о Котором говорит Павел.
А потом на сцене появились новые персонажи – иудеи в традиционных одеждах, в которых Павел узнал своих противников из Антиохии Писидийской и Иконии. Они стали возбуждать толпу, волнение возросло. С ужасающей стремительностью толпа от поклонения перешла к ярости и гневу. Один из молодых людей поднял камень, прицелился и с силой бросил его Павлу прямо в лицо. В тот же миг, прежде чем Варнава и его друзья успели защитить его, Павел оказался под градом камней – камни били его в лицо, в живот, в пах, в грудь, в лоб. Павел упал. Он почувствовал, что тело его коченеет и перестал ощущать боль, из носа и глазниц потекла кровь. Толпа выволокла его тело за городские стены и быстро» рассеялась, чтобы римская стража, стоящая у ворот, не успела заметить зачинщиков и убийц.
Обращенные, поначалу остолбеневшие от неожиданного нападения, теперь подошли и окружили лежащего Павла, потрясенные и растерянные.
Павел пошевелился. Все плыло у него перед глазами, невыносимо болели каждый нерв и каждый мускул, к горлу подкатывала тошнота. Но он заставил себя встать.
Ученики помогли Павлу добраться до его жилища. Город опустел – все разошлись, боясь наказания со стороны римских властей. Ему перевязали раны, но оставаться в городе больше, чем на одну ночь, было небезопасно. На следующий день, несмотря на то, что все тело его как будто рвали на части, Павел вместе с Варнавой вышел из города. Хотя Павел, должно быть, ехал на осле, этот долгий путь был настоящей пыткой. Апостолы направились по дороге на Восток – перевалили через холмы, потом спустились в большую долину, где свирепствовали жестокие зимние ветры, а кое-где и снежная метель. Милю за милей шагали они по дикой, безлюдной стране через горы, над которыми высилась огромная гора Черная – проходил час за часом, а она все не становилась ближе.
Только перейдя границу и оказавшись в Коммагене, небольшом автономном царстве, они почувствовали себя в безопасности.
Уже давно исследователи удивлялись тому, как Павлу удалось найти убежище в Дервии после того, как он не смог удержаться в Листре – оба города, казалось бы, принадлежали к галатской Ликаонии и находились поблизости друг от друга (в то время как Икония располагалась на безопасном расстоянии от Антиохии, хотя принадлежала к тому же району Фригии). Но никто не мог указать точного местоположения Дервии. Наконец, в 1964 году Дервия была найдена – не на западной, ближней к Листре стороне хребта горы Черной, как предполагалось, а на дальнем, восточном склоне, около деревни Дерви Сери. Это означало, что Дервия находилась по ту сторону границы. Хотя географически и по составу жителей Дервия относилась к галатской Ликаонии, и ее даже почтил своим присутствием правящий император Клавдий, за два года до прибытия Павла Дервия и соседний, более крупный город Ларанда перешли во владение Антиоха, царя Коммагены, который, в качестве вассала Рима, управлял территорией между Галатией и Киликией.
Здесь истерзанный, больной Павел нашел приют, заботу и лечение. В Дервии были, видимо, люди – считавшие себя галатами, так как изменение границ носило лишь административный характер – люди, о которых Павел впоследствии вспоминал, когда писал свое послание ко всем, разбросанным на большом пространстве, церквам Галатии: «Но вы не презрели искушения моего во плоти моей и не возгнушались им, а приняли меня, как Ангела Божия… если бы возможно было, вы исторгли бы очи свои и отдали мне». Той зимой в Дервии апостолы многих обратили в свою веру. Пока восстанавливалось здоровье Павла, он, не откладывая, продолжал служение. Страшные раны на теле постоянно напоминали ему о греховности и жестокости человеческой. В то же время, они были для него символом распятия: Павел называл эти раны «крестными ранами Господа Иисуса», и сознание человеческой слабости своей и любви Божией настолько обострялось в нем, что иногда доводило почти до невроза. Поэтому Павел предпочитал проповедовать не в одиночку – такой спутник как Варнава, мог успокоить его и не давал перенапрягаться.
Снег начал таять в долинах и на подножиях, ветры успокоились, и апостолы оставили Дервию. Направившись по дороге на восток и пройдя через Киликийские Ворота, они могли бы довольно быстро добраться из Тарса до Сирии. Но вместо этого Павел и Варнава повернули обратно и снова прошли через три города, в которых с ними так плохо обошлись. Каждый год состав городских магистратов менялся, и запрещения, наложенные предыдущими властями, отменялись или теряли силу. Апостолов, однако, хорошо помнили, и требовалось немалое мужество, чтобы вновь подвергнуться риску бичевания или побиения камнями.
Прибыв в Листру, проповедники воспрянули духом и взбодрились. Несмотря на проблемы и трудности, гонения и препоны церковь не рассеялась и не прекратила существование. Апостолы не спешили уйти, но «утверждали души учеников, увещевая пребывать в вере и поучая, что многими скорбями надлежит нам войти в Царство Божие». Все это время Павел и Варнава искали между учениками такого, кого можно было бы поставить достойным главой местной церкви. Павел еще не определил в точности, какого рода таланты и характер для этого требуются, но апостолы верили, что Дух Святой поможет им сделать правильный выбор, считая, что, поскольку галатская церковь еще очень молода, ей требуется надежный руководитель.
Когда выбор был сделан, христиане назначили день для поста и молитвы, оделись подобающим образом, и апостолы рукоположили пресвитеров новой паствы, «и предали их Господу, в Которого уверовали».
Проповедники отправились на север. Повсюду виднелись темнокоричневые заплатки свежевспаханной земли, деревья начали цвести. Преодолев перевал, апостолы увидели Иконию с раздвоенным пиком над ней и возрадовались. Покрытая снегом Черная гора, возвышавшаяся справа вдали, напоминала им о тех, кто молился за них в Дервии.
После укрепления верующих и рукоположения пресвитеров в Иконии Павел и Варнава отправились в долгий путь на запад. Когда они подходили к Антиохии Писидийской, крестьяне, обрабатывавшие свои участки около дороги, с приветствиями выбегали к ним навстречу – люди самого разного общественного положения спешили, счастливые, сообщить Павлу, что все, сказанное им, оказалось правдой, что Господь Иисус стал для них всем, как и обещал Павел. Апостолов ждали волнующие встречи с теми, кто уверовал уже после их ухода.
Проведя в Антиохии две или три недели, Павел и Варнава, наконец, собрались домой. Они шли берегами Лимнейского озера, где еще год назад их принимали, как чужестранцев. Теперь они чувствовали себя триумфаторами. Каждый день какая-нибудь христианская семья провожала их до жилища другой. Иногда они проделывали дневной путь на ослах, иногда по воде, на лодке. Вечером христиане со всех окрестностей собирались в дом, где остановились апостолы, приводили своих детей, и глубокое чувство присутствия Иисуса Христа овладевало ими, когда Павел и Варнава говорили с ними, подбодряли, давали советы, назначали старейшин (пресвитеров).
На следующее утро шли дальше. Весенний воздух был спокоен и чист, ровные воды озера радовали глаз. «…Он водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою…» Невозможно было в это поверить, но все разочарования остались позади.