Фест передал Павла под наблюдение центуриона императорской когорты. Офицеры и солдаты этой «части особого назначения» всегда находились в пути, сопровождая преступников и эскортируя курьеров. Центурион по имени Юлий дал своим подчиненным подробные инструкции; Павел считался узником высокого ранга – ему разрешалось иметь двух сопровождающих, записанных как его собственные рабы. Так Аристарх и Лука присоединились к апостолу. Заключенным более низкого ранга предстояло пройти печальный путь – стать жертвами римских «развлечений» и погибнуть: слабым – в когтях львов, более сильным физически – в гладиаторских боях. Таких узников приковывали к бревнам в тюрьме. Несмотря на привилегии, Павел и его друзья обязаны были носить легкие цепи, подчеркивавшие их положение.
В гавани Кесарии Юлий нашел корабль, возвращавшийся в Адрамит, ассийский порт к востоку от Асса, с грузом левантийских товаров; центурион решил отправиться на этом судне, рассчитывая перевести узников на другой корабль, идущий в Рим, в одном из промежуточных портов. Если же корабль задержится в пути, он мог найти другой, следующий из Адрамита в Неаполь Македонский, откуда можно было доставить узников по суше к адриатическому побережью, затем морем в Брундизий и снова по суше в Рим. Корабль вышел из Кесарии в конце августа 59 года при слабом противном ветре и взял курс на Сидон, порт в 100 км к северо-востоку. Юлий разрешил Павлу выйти на берег в Сидоне, показывая тем самым свое расположение к неосужденному римскому гражданину. Как и многие другие военные, центурион быстро подружился с Павлом и подпал под обаяние его личности. Христиане Сидона оказали Павлу, Аристарху и Луке теплый прием и снабдили их всем необходимым для долгого пути.
Поднялся обычный для конца лета в этих местах сильный западный ветер, не позволявший пересечь открытое море к югу от Кипра. Поэтому кормчий направил судно между Кипром и киликийским берегом. Еще раз увидел Павел родные горы Тавра, синевшие вдали над незаметной полосой берега, где он родился и вырос. Там, где горы подступали к самому морю, капитан взял курс ближе к берегу, чтобы использовать попутный прибрежный бриз. Каждый вечер судно ложилось в дрейф. Лука упоминает все эти маневры. Он не был моряком, но описывает происходящее так подробно, что, несмотря на непрофессиональный язык, дает верную картину навигации. В середине прошлого века один любопытный исследователь, моряк и яхтсмен, повторил это известнейшее из путешествий Павла и нашел, что все данные о ветрах, течении и скорости прохождения ориентиров, приведенные Лукой, верны и точны.
Продвижение вдоль южных берегов Анатолии на запад требовало долгой и трудной работы. 15 дней Павел и его спутники не выходили на берег. Спокойный и приятный средиземноморский климат не облегчал участи узников, прикованных в трюме – под палубой было душно и жарко. Солдаты, которым приходилось спать на палубе, между мешками с сушеными фруктами, тоже проявляли нетерпение. У Юлия было много времени, чтобы слушать своего главного узника. Лука не говорит о его обращении в веру, но это более чем вероятно, если учесть дальнейшие поступки центуриона.
Корабль пересек Атталийский залив, здесь много лет назад Павел и Варнава сошли на берег во время первого своего странствия. Впереди виднелись крутые холмы Ликии. Теперь, в середине сентября, погода могла резко измениться; вершины гор тонули в облаках, а берег, медленно изгибавшийся к северу, открывал дорогу западному ветру. Павел никогда не бывал в горах Ликии, но вполне возможно, что христианство уже проникло туда с севера и востока. Наконец, корабль вошел в большой закрытый залив ликийского порта Миры и пристал в устье большой реки, в 3 км от города. И действительно, здесь уже была христианская община. Мира, ныне несуществующая, в первые века по Р.Х. была значительным центром христианства. По бытующему среди историков, мнению, св. Николай из Миры стал прототипом Санта-Клауса.
В заливе Миры, среди военных галер и мелких торговых судов Юлий нашел большой корабль, везший груз египетского зерна. Египетский хлеб кормил Рим, и частные корабли, возившие туда зерно из Александрии, находились под особым покровительством и присмотром императорских служб. В Миру такие корабли заходили, когда ветры препятствовали прямому переходу в Италию.
Центурион перевел солдат и узников на большой корабль. На борту не было других офицеров, и, согласно римским установлениям о торговом флоте, перевозившем зерно, Юлий мог отдавать приказы капитану и хозяину корабля. В случае опасности за ним было последнее слово. Таким образом, центурион брал на себя ответственность за жизнь 276 человек – италийских и египетских купцов, торговцев из дальних стран Индии и Китая; скорее всего, на борту была партия африканских рабов с верховьев Нила, были и ветераны-пенсионеры, возвращавшиеся в Италию, чтобы уйти на покой, жрецы Изиды, ученые из Александрийского Университета и многие другие… Большинство людей ехало с семьями. Тяжело груженое александрийское судно весило более 500 тонн; в те времена в Средиземном море нередко можно было встретить и более крупные корабли, по сравнению с которыми торговый средиземноморский флот XIX века показался бы карликовым.
Корабль, на котором плыл Павел, отличался от судов XIX века не только размерами. На нем была только одна большая мачта, несущая огромный главный парус, что создавало сильное напряжение в местах соединения мачты с основанием корабля – основной недостаток античного кораблестроения. Линия борта от носа до кормы изгибалась наподобие лука; поворот осуществлялся с помощью съемных рулей – длинных и широких весел, неподвижно закреплявшихся, по мере надобности, на корме. У кормчего не было ни компаса, ни хронометра. Карты тех времен были очень плохими. Капитан никогда не мог сказать точно, где находится его корабль. Курс прокладывали приблизительно, по солнцу и звездам, когда они были видны.
Выйдя из Миры, корабль должен был пройти мимо берегов Родоса и островов Архипелага, обогнуть крайнюю южную точку Греции (ныне мыс Матапан), а затем, пройдя Мессинским проливом между Италией и Сицилией, повернуть на север, в Остию, римский порт. Но, выйдя из гавани Миры (приблизительно 16 сентября), корабль был застигнут сильным северо-западным ветром, не дававшим продвигаться вперед. Чтобы продолжить плавание, капитан должен был попытаться войти в зону прибрежных ветров Родоса, где, в спокойных водах, можно было медленно продвигаться на запад. «Медленно плавая многие дни», – вспоминает Лука, – «мы поравнялись с Книдом», большим портом на самой оконечности узкого, гористого полуострова в юго-западной Анатолии. Книд был последней точкой малоазийтского побережья, защищавшей корабль от сильных противных ветров. Кормчий не стал заходить в Книд, хотя в порту было много места для стоянки, но направил корабль на юго-запад, к далеким горам Крита. Обогнув мыс Салмон, капитан направился вдоль южного берега Крита, надеясь, что ветер ослабнет прежде, чем нужно будет поворачивать на север. «Пробравшись же с трудом мимо него, прибыли к одному месту, называемому Хорошие Пристани, близ которого был город Ласея», – пишет Лука.
Они бросили якорь в хорошо защищенной горами и островами гавани. Дальше при северо-западном ветре двигаться было невозможно. Сразу за гаванью выступал в море мыс Матала, где скалистый берег круто изгибался к северу и только через 30 км снова поворачивал на запад. Если бы моряки попытались пересечь открытый залив, их корабль разбило бы о прибрежные скалы. Капитан решил оставаться на якоре, ожидая перемены ветра. Проходили дни. Гавань была прекрасным убежищем, но не портом. Несколько человек могли добраться до Ласеи, но большинство пассажиров, вынуждено было оставаться на борту. Дело шло к зиме. Минуло 5 октября, день иудейского поста, после которого любое плавание считалось крайне опасным. 11 ноября прекращалась всякая навигация в открытом море – зимние штормы и грозы не позволяли определить курс по звездам.
Путешественники теряли всякую надежду достичь Италии до весны. Юлий собрал совещание, чтобы решить вопрос о дальнейшем пути. Он пригласил и Павла, будучи высокого мнения о его суждениях и опыте морских путешествий.
Капитан настаивал, что нужно торопиться и не упустить последний шанс обогнуть мыс Матала и достичь Финика (Феникса), самого близкого критского порта: возможно, он опасался возмущения среди пассажиров и команды во время зимовки в безлюдной гавани, не обладавшей никакими достоинствами, кроме удобной якорной стоянки, открытой, впрочем, с юго-запада, так что при сильном зюйдвесте корабль могло потащить к берегу. Кормчий был опытным моряком и знал, что поздней осенью юго-западный ветер часто сменяется ураганным северо-восточным левантийцем. Но он советовал пойти на риск. Хозяин судна поддерживал его, потому что в его обязанность входило кормить пассажиров, пока они на борту, а в Финике они должны были бы питаться за свой счет.
Юлий повернулся к Павлу.
Павел советовал: «Мужи! я вижу, что плавание будет с затруднениями и с большим вредом не только для груза и корабля, но и для нашей жизни». Но центурион вынес решение в пользу хозяина корабля и капитана.
Около десятого октября капитан заметил, что ветер меняется. Лука с неодобрением пишет о действиях команды: «Подул южный ветер, и они, подумавши, что уже получили желаемое, отправились и поплыли по близости Крита».
Обогнув мыс, моряки решили пересечь залив напрямик; за кораблем, на канате, следовала небольшая шлюпка – ее всегда спускали на воду вблизи берегов, для перевозки пассажиров и припасов. Грозовые тучи собрались вокруг вершины Иды, самой высокой горы Крита. Мачта сгибалась под порывами ветра. Внезапно направление ветра изменилось. Ужасный ураган будто сорвался со склонов Иды, остановив движение корабля. Берег скрылся за пеленой ливня, воздух вперемешку с водой вихрем завертелся вокруг корабля. Мачта пошатнулась от внезапного удара, и бревна, крепящие ее под палубой, раздвинулись. В образовавшийся проем хлынула вода.
Капитан понял, что пути на север нет: подул «левантиец», и следовало искать укрытия.
«Корабль схватило так, что он не мог противиться ветру, и мы носились, отдавшись волнам», – пишет Лука, – «и, набежавши на один островок, называемый Кавдою, мы едва могли удержать лодку». Остров Кавда (Кауда), лежит в 60 км к югу от мыса Матала, точно по направлению местных зимних ветров. Встать на якорь здесь не было надежды – единственная на острове гавань была на другой его стороне, но у берегов волна была меньше, и путешественники стали готовить корабль к худшим испытаниям. Прежде всего они надежно закрепили шлюпку, вычерпав из нее воду. Пассажиры приняли участие в работе – крепко обвязали канатами основание мачты и удерживающие ее бревна – обычная в те времена предосторожность. Главной опасностью было то, что бревна могли опять разойтись, и течь наполнила бы трюм водой. Большинство кораблей античного мира тонуло именно по этой причине.
Моряки приспустили рею с главным парусом – если бы корабль шел по ветру под всеми парусами, то он закончил бы путь в заливе Большой Сирт, у берегов Ливии, а скорее бы прежде потонул. Единственным выходом из положения было, поставив штормовые паруса, идти правым галсом та к, чтобы ветер постепенно сам вывел бы корабль из зоны шторма.
Выйдя в открытое море, путешественники ощутили на себе всю ярость разбушевавшейся стихии. Уменьшение парусности мало помогло. Судно носило по волнам, как пробку; ливень и волны заливали все – одежду, груз, снасти и трюм. Всех охватила морская болезнь, никто не мог есть. Каждый шаг по скользкой, качающейся палубе грозил падением за борт. Павел, Лука и другие узники, которых ввиду чрезвычайных обстоятельств расковали, все способные работать люди были поставлены вычерпывать воду, которая прибывала быстрее, чем ее успевали откачивать. Корабль постепенно оседал. На второй день капитан приказал выбросить за борт палубный груз – мешки, скот и товары, чтобы облегчить судно. На третий день в воду полетели снасти – канаты, реи, все, что можно было выбросить.
День за днем, ночь за ночью корабль поднимался и опускался на гигантских волнах. Сплошные черные тучи не давали понять, где они, что с ними будет. Луке их путь представлялся бешеной гонкой, но на самом деле они медленно дрейфовали к западу с ничтожной скоростью 2 км в час. Даже если бы у них была возможность определить свое местонахождение, ничего уже нельзя было изменить – их несло в открытое море, и корабль медленно тонул. Основной груз, зерно, пропитался водой, и огромные мешки стали настолько тяжелыми, что их уже невозможно было вытащить из трюма.
Вода прибывала, корабль оседал все ниже и ниже, пока, на 11 или 12 день шторма «исчезла всякая надежда к спасению». До гибели оставались считанные дни, и некому было им помочь, даже если бы шторм успокоился. Лука не пишет, что делал Павел все это время. О внутреннем устройстве античных судов известно очень мало, но, более чем вероятно, что пассажиры буквально лежали друг на друге, деля между собой все, что у них оставалось. Но Лука не видел того, что дано было видеть Павлу.
Однажды утром апостол проложил себе дорогу туда, где, обессиленные, сидел капитан и центурион со своими людьми. Павел возвысил голос, чтобы перекричать шум ветра, и они собрались вокруг него.
– «Мужи!» – воскликнул он, – «Надлежало послушаться меня и не отходить от Крита, чем и избежали бы сих затруднений и вреда; теперь же убеждаю вас ободриться, потому что ни одна душа из вас не погибнет, а только корабль; ибо Ангел Бога, Которому принадлежу я и Которому служу, явился мне в эту ночь и сказал: «Не бойся, Павел! тебе должно предстать перед кесарем: и вот, Бог даровал тебе всех плывущих с тобою». Посему ободритесь, мужи, ибо я верю, что будет так, как мне сказано: нам должно быть выброшенными на какой-нибудь остров».
На четырнадцатую ночь после того, как их унесло ураганом, моряки благодаря, наверное, своему профессиональному чутью догадались, что их сносит к скалистому берегу. Видеть они ничего не могли, но различали шум волн, разбивавшихся о берег. Матросы бросили линь и обнаружили, что под кормой было 20 сажен. Спустя несколько минут стало уже 15. Судно несло на скалы. В ночи можно было различить уже их очертания, но самого берега не было видно; теперь мы знаем, что корабль приблизился к узкой оконечности мыса Кура, за которым лежал широкий залив, ныне носящий имя св. Павла.
Капитан приказал перенести все четыре якоря с носа на корму, где у античных судов были запасные отверстия. Затем последовал приказ бросить якоря – в надежде, что это задержит дрейф до рассвета, когда можно будет попытаться как-нибудь пройти вдоль берега. Затем все стали «ожидать дня» – больше ничего не оставалось.
Но матросы задумали другое. Павел, который не спал, заметил их передвижения: люди, от которых зависела жизнь солдат и пассажиров, тихонько спускали шлюпку на воду, намереваясь бежать прежде, чем корабль разобьется о скалы. Павел сообщил об этом центуриону и солдатам: «Если они не останутся на корабле, вы не сможете спастись». Солдаты обрубили канаты, привязывавшие лодку, и она исчезла в ночном море.
Перед рассветом Павел снова обратился ко всем: капитан был слишком озабочен происходящим, чтобы помнить о пассажирах.
– «Сегодня четырнадцатый день, как вы, в ожидании, остаетесь без пищи, не вкушая ничего. Потому прошу вас принять пищу: это послужит к сохранению вашей жизни; ибо ни у кого из вас не пропадет волос с головы».
Взяв вымокший в морской воде кусок хлеба, Павел возблагодарил Бога, молясь в присутствии всех, разломил его и стал есть. Остальные тоже перебороли болезнь и нерешительность и организовали общую трапезу. К этому времени качка немного утихла, и все 276 человек насытились. С новыми силами они стали выкидывать из трюма остатки намокшего зерна.
Наконец, наступил день. Корабль, наполовину уже погрузившийся в воду, дрейфовал у входа в залив. Никто не мог опознать этого места: они могли очутиться где угодно – от Сицилии до Туниса. Скалистый берег прерывался песчаным устьем небольшого ручья.
Капитан предпринял сложный маневр: «матросы, поднявши якоря, пошли по морю, развязавши рули и поднявши малый парус по ветру, держали к берегу».
Все шло хорошо – корабль поддавался управлению, и до берега было не больше километра. Скоро можно было подойти к песчаному пляжу.
Но капитан, отдавая приказ, не знал, что скалы, оставшиеся со стороны моря, в действительности соединяются с берегом узкой песчаной косой. Подхваченный подводным течением, корабль прибавил ходу, стал скрести дном по песку и сел на мель. Нос корабля увяз в илистой песчаной косе. Прибой со всей силой обрушился на корму, разбивая ее в щепы.
Пассажиры начали прыгать за борт. Солдаты мгновенно отреагировали, опасаясь, что осужденные и Павел спасутся вплавь и убегут. Они обнажили мечи, намереваясь выполнить инструкцию и умертвить беглецов.
«Но сотник», – пишет Лука, – «желая спасти Павла, удержал их от сего намерения и велел умеющим плавать первым броситься и выйти на землю. Прочим же спасаться, кому на досках, а кому на чем-нибудь от корабля. И таким образом все спаслись на землю».