Когда Павел прибыл в Эфес, его уже ждали там несколько коринфян, «из домашних Хлоиных», приехавших по своим семейным или торговым делам и привезших более подробные и еще более удручающие известия от коринфской общины.
Оказывается, христиане судились друг с другом в языческих судах, церковь Коринфа погрязла в раздорах. Одни заявляли, что они «Павловы», другие называли себя последователями Аполлоса, а некоторые даже организовали «партию» Петра (который тоже, возможно, посещал Коринф). Один или двое говорили, что ничем не обязаны апостолам: «Мы — Христовы». Вместе с раздорами возникло высокомерие — одни считали, что они «выше, достойнее перед Богом», чем другие. Нет большего контраста, чем между посланиями Павла к филиппийцам и к коринфянам: первое излучает счастье и радость, второе полно боли и горечи: «От великой скорби и стесненного сердца я писал вам со многими слезами, не для того, чтобы огорчить вас, но чтобы вы познали любовь, какую я в избытке имею к вам».
Происходившее в Коринфе было ярким примером трудностей, сопровождавших Павла повсюду в его деятельности. Целью, желанием его было, чтобы каждый христианин был нравственно и духовно совершенен перед Христом; но каждый раз мешали человеческие слабости и ложные учения смущали умы. Христос предостерегал об этом — Ему нужна любовь свободная, добровольная, а не по принуждению. Но Павел неудачу каждого воспринимал как свою собственную, особенно, когда обращенные предпочитали разделение единению, похвальбу смиренному служению Господу, половинчатую любовь — полному посвящению себя Иисусу — несмотря на Христову готовность наделить каждого совершенством и силой Своей.
Павел продиктовал Сосфену выражение благодарности и веры, удивительное по своему спокойствию и уверенности, после чего перешел к самой болезненной проблеме, взывая ко всей коринфской общине: «Разве разделился Христос? Разве Павел распялся за вас? или во имя Павла вы крестились?» Он благодарил Бога, что не крестил никого в Коринфе, кроме Криспа и Гаия; потом добавил, что крестил еще Стефана и его домашних, но больше не может припомнить. «Ибо Христос послал меня не крестить, а благовествовать, не в премудрости слова, чтобы не упразднить креста Христова». Павел особенно подчеркивает эту мысль, чтобы сразу вести обсуждение вопроса на более высоком уровне, чем это делали другие современные ему мыслители, видевшие высшее благо в человеческой мысли и человеческих условиях. С евангелической точки зрения мудрость и здравый смысл людей смехотворны: «Ибо, когда мир своею мудростью не познал Бога в премудрости Божией, то благоугодно было Богу юродством проповеди спасти верующих. Ибо и Иудеи требуют чудес, и Еллины ищут мудрости; а мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие, для самих же призванных, Иудеев и Еллинов — Христа, Божию силу и Божию премудрость».
«Потому что немудрое Божие премудрее человеков, а немощное Божие сильнее человеков». С помощью довольно длинного рассуждения Павел объясняет, что человек неспособен познать Бога силой разума. И даже если бы Павел знал, какие чудеса человеческого знания возникнут через две тысячи лет, как сложно устроен человеческий мозг и анатомия тела, как огромна вселенная, в которой земля вертится, как былинка в бесконечном пространстве — он сказал бы то же самое, и, может быть, с иронией заметил бы, что люди, обнаружив ничтожество своей планеты, вместо того, чтобы осознать это ничтожество, возомнили, что могут объяснить все, не нуждаясь в Боге. Нет, мы не знаем ничего. «Проповедуем премудрость Божию, тайную, сокровенную, которую предназначил Бог прежде веков к славе нашей, которой никто из властей века сего не познал; ибо, если бы познали, то не распяли бы Господа славы… Кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем? Так и Божьего никто не знает, кроме Духа Божия». — «Ибо кто познал ум Господень», — цитирует Павел Исайю, — «чтобы мог судить Его? А мы имеем ум Христов».
Теперь, заставив коринфян, слушающих зачитываемое вслух послание, воспринимать все последующее на высоком духовном уровне, а не на обычном человеческом, Павел быстро разбивает позицию франкционеров, показывая, что каждый апостол и проповедник служат единому Богу, и все верующие едины в Боге: «Я насадил, Аполлос поливал, но возрастил Бог», — апостол есть строитель, но основание положено Богом. С духом разобщенности приходят высокомерие и надменность: «Никто не обольщай самого себя: если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь разумным чтоб быть мудрым… не превозносись один пред другим, ибо кто отличает тебя? Что ты имеешь, чего бы не получил? А если получил, что хвалишься как будто не получил?» Ирония Павла начинает граничить с сарказмом: «Вы уже пресытились, вы уже обогатились, вы стали царствовать без нас». Апостолам же суждено, как презренным преступникам, умереть на арене, всем на посмешище. «Мы безумны Христа ради, а вы мудры во Христе; мы немощны, а вы крепки; вы в славе, а мы в бесчестии», — и Павел описывает всю тяжесть проповедничества. «Не к постыжению вашему пишу сие», — добавляет Павел, — «но вразумляю вас, как возлюбленных детей моих». Он обещает, «если угодно будет Богу», придти к коринфянам, и испытать возгордившихся. «Чего вы хотите? с жезлом придти к вам, или с любовью и духом кротости?»
Видимо, здесь Павел прервал диктовку и отложил продолжение письма на следующий день: проблем было так много, что это послание обещало быть длиннее всех предыдущих. Кроме того, Павел не исключал возможности, что это его последнее письмо — политическая буря в Эфесе разгоралась. Поэтому Послание к Коринфянам имеет некоторые черты духовного завещания.
Павел знал, что послания его обладают тем же авторитетом и значением, что и устная проповедь — авторитетом апостола и пророка, истинно призванного сообщать другим Слово Божие так же, как призваны были Исайя и Иеремия. Противники могли счесть его уверенность и убежденность похвальбой, но он пишет коринфянам, что ему нечем хвалиться: «Я наименьший из апостолов, и недостоин называться апостолом, потому что гнал церковь Божию». Как апостол и пророк, он не может не проповедовать Слово Божие. Но, подобно Исайе и Иеремии, ему приходилось говорить с людьми, обстоятельства жизни которых менялись самым неожиданным образом, и ужасный грех, совершенный в Коринфе, поставил его в затруднительное положение — только в этом послании Павел признает, что его советы и указания не подкреплены в точности словами Иисуса. Уверенный в правильности своего суждения, он, однако, осторожно добавляет: «Так, по моему совету; а думаю, и я имею Духа Божия». Неуверенность Павла в этом месте свидетельствует о том, что в остальном у него не было ни малейшего сомнения — он верил, что слова его столь же авторитетны, как и слова его предшественников, пользовавшихся формулой: «Так говорит Господь».
Как и пророкам Ветхого Завета, Павлу нелегко было говорить о некоторых вещах. С крайним отвращением прикасался он к отступничеству и нечистоте, чтобы искоренить их. Коринфская община должна была отлучить согрешившего и вернуть его в мир, которым правит сатана: «Предать сатане во измождение плоти, чтобы дух был спасен в день Господа нашего Иисуса Христа». Неправильное понимание этой известной фразы привело к ужасным последствиям столетия спустя — в частности, к сожжению еретиков. Но Павел в равной степени беспокоился о благе общины и о благе грешника. Позже, узнав, что наказание возымело действие, он почти испугался, что принцип милосердия будет нарушен. «Так что вам лучше уже простить его и утешить», — писал Павел во Втором Послании к Коринфянам, — «дабы он не был поглощен чрезмерною печалью; и потому прошу вас оказать ему любовь».
Так как церковь в Коринфе находилась под постоянным давлением и влиянием распущенности процветающего в городе культа Афродиты, Павел решил подчеркнуть важность чистоты и нравственности семейных отношений. «Всякий грех, который делает человек, есть вне тела, а блудник грешит против собственного тела. Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святого Духа, Которого имеете вы от Бога, и вы не свои?» Он соглашается с теми, кто спрашивал его в письме, не лучше ли для человека и вовсе не прикасаться к женщине. Желая поддержать аскетическую группу в Коринфе (возможно, тех, кто говорил: «Мы — Христовы»), и в то же время не нарушить единства общины, Павел замечает, что он сам лично предпочитает безбрачие ввиду грядущего Дня Господня, но не считает, что половые отношения грешны сами по себе, и не отвергает их. Слова Павла о браке и супружеской измене, предмет бесконечных споров и комментариев даже и в наши дни, создали в глазах некоторых образ апостола-женоненавистника, избегающего всякого упоминания о женщине как о половом партнере. Но более пристальное изучение посланий Павла показывает, что он знал и понимал как опасность, подстерегающую нас вместе с влечением к противоположному полу, так и красоту и божественное происхождение этого влечения. На самом деле мужчина и женщина были равны в глазах Павла. Его взгляд на вещи был полностью противоположен высказываниям тех, кто в позднейшие времена проклинал «падшую женщину», называя ее причиной всякого блуда. Для Павла блудник и блудница были равно виновны.
Обсуждая взаимоотношения мужчины и женщины, Павел не дает забыть, что целью его является помочь, а не осудить: «Говорю это для вашей же пользы, не с тем, чтобы наложить на вас узы, но чтобы вы благочинно и непрестанно служили Господу без развлечения». Решающими факторами в решении таких вопросов должны быть всеобщее благо и слава Божия. Точно так же, обращаясь к вопросу о том, следует ли есть мясо, посвященное идолам перед продажей, Павел внимательно и осторожно разъясняет христианам, что им дана свобода поступать по своему разумению, но так, чтобы не причинять боль другим. Идол — это просто кусок дерева или камня, но язычники — и многие новообращенные христиане — думали иначе. Поэтому, если мясник или продавец ясно давал понять, что мясо предварительно посвящено идолам, зрелый христианин не должен был покупать его, чтобы не огорчать братьев своих, ошибочно полагающих, что Господь Иисус состоит в каких-то отношениях с вымышленными богами.
«Итак, едите ли, пьете ли, или иное что делаете, все делайте в славу Божию». Павел говорит коринфянам, что никогда не искал своей пользы, но искал, как помочь другим: «ища не своей пользы, но пользы многих, чтобы они спаслись. Будьте подражателями мне, как я Христу».
Отвечая на вопросы коринфян по поводу обрядов христианской церкви и порядка их совершения, выявляя их ошибки, исправляя их, критикуя, но молясь за верующих, Павел побуждает общину прежде всего заботиться о построении церкви, а не о своих симпатиях и антипатиях. Они должны понять, что верующие суть тело Христово, «а порознь — члены». В физическом теле все члены взаимосвязаны и взаимозависимы. «Если все тело глаз, то где слух? Если все слух, то где обоняние?.. Бог расположил члены, каждый в составе тела, как Ему было угодно… Бог соразмерил тело, внушив о менее совершенном большее попечение, дабы не было разделения в теле, а все члены одинаково заботились друг о друге. Посему, страдает ли один член, страдают с ним все члены; славится ли один член, с ним радуются все члены».
Таким же образом Бог распределил члены тела Христова, Церкви: первыми во главе Он поставил апостолов; затем пророков, учителей, чудотворцев, исцелителей, говорящих языками, истолкователей. А некоторые призваны исполнять требующее наибольшего смирения, и их следует не презирать, но чествовать за это. «Ревнуйте о дарах больших», — говорит Павел, — «и я покажу вам путь еще превосходнейший».
Дни проходили в диктовке. Каждая фраза послания должна была содержать глубокую мысль и молитву. Павел обсудил многие вопросы, сказал неприятное, но необходимое, многое прочувствовал. Особенно много в послании говорится о любви, о том, как она связана с физической любовью и как следует поступать в различных случаях. Теперь Павел хотел внушить коринфянам высокое представление об истинно христианской любви. И перед глазами у них был пример такой любви, был проложен путь, по которому следовало идти.
Павел обращается к жизни Господа Иисуса — к Его земной жизни в Палестине и к Его вечной жизни Духа Иисуса, направляющего, ведущего нас через века. «Будьте подражателями мне, как я Христу», сказал Павел. Где-то в Эфесе или в холмах над морем, наедине с Господом своим, Павел еще раз узнал, что такое истинная любовь. Он знал, что видел Иисуса лишь неясно, как через мутное стекло или в отражении металлического зеркала, но верил, что настанет день, когда он узнает Господа так же полно, как Он знал его.
Господь Иисус терпелив и милостив; в Нем нет ревности, нет властности суетных владык, нет зависти. В Нем нет самохваления, желания произвести впечатление, нет гордыни и легкомыслия. Он не груб и не унижает людей. Господь Иисус не настаивает, чтобы все шли по Его пути, не показывает Своего превосходства и не предъявляет Своих прав. В жизни земной Его невозможно было унизить или оскорбить. Он не таил обиды и не мстил за страдания Свои. Он не возвышался греховностью других, ошибки ближних не доставляли Ему удовольствия, не потакал несправедливости. Напротив, Он всегда радовался благу в других, всегда вставал на сторону правых, на сторону обиженных и обделенных. Он не торопился обвинять, прощал ошибки. Безгранично было Его терпение, безгранично доверие, неиссякаема надежда.
Узнав истинную любовь, Павел продиктовал лучшее из всего, им написанного, поэму в прозе, являющуюся не только огромной духовной ценностью, но и литературным произведением, равным по мастерству лучшим из лучших сочинений. Существует множество переводов этого отрывка: каждый из них по-своему открывает многогранный смысл тринадцатой главы Первого Послания к Коринфянам, но тем, кто не знает греческого языка, приходится довольствоваться лишь частью целого.
«Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая, или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всякую веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, — нет мне в том никакой пользы.
Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не ищет зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит.
Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится. Ибо мы отчасти знаем и отчасти пророчествуем; когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится. Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое. Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло гадательно, тогда же увидем лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан. А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше».