«Множество народа, услышав, что Иисус идет в Иерусалим, взяли пальмовые ветви, вышли навстречу Ему и восклицали: осанна! Благословен грядущий во имя Господне, Царь Израилев! Иисус же, найдя молодого осла, сел на него, как написано: «Не бойся, дщерь Сионова! се, Царь твой грядет, сидя на молодом осле»
(Иоанн . 12:12-15).
Все четыре Евангелиста описывают въезд Христа в Иерусалим. Такое внимание первых биографов побуждает и нас присмотреться к этому событию, в котором хорошо раскрылся характер Христа, природа Его царства.
Христос продолжает путь в Иерусалим, сознательно идя к Своей конечной цели, к Своей Голгофе. Описанное в вышеприведенном тексте событие связано с Его последним путешествием из родной Галилеи в Иерусалим и становится понятным благодаря уже известному нам предназначению. Сила Христа проявилась в его кротости – готовности идти на жертвы и самоумаление ради великой цели, куда более высокой, чем личные интересы, соображения комфорта и безопасности. Он никогда не манипулировал людьми, не использовал их в Своих целях, но принял на Себя всю полноту ответственности за Свой путь, Свое дело. Кроткая сила Христа проявлялась в сознательной отстраненности от грязной политики, от переменчивых народных симпатий.
Христос показал, что настоящая сила не мыслима без любви, смирения, жертвы. Он не хотел тратить Свою силу, Самого Себя на заигрывания с людьми. Он укрощал Свою силу, берег ее, собирал ее для последнего акта жизни. Он даже скрывал Свою силу, чтобы люди поклонялись не ей, а Богу, который не только в силе, но и в любви, не только в славе, но и в смиренной жертве.
Писатель Виктор Астафьев сравнивает Христа с тиранами нашего времени – Сталиным, Гитлером – и приходит к выводу: «За всю историю человечества лишь один товарищ не посылал никого вместо себя умирать, Сам взошел на крест. Не дотянуться пока до Него ни умственно, ни нравственно».
Бог, идущий на крест, непонятен для людей, привыкших к грубой силе, боящихся ее, а потому уважающих. Потому и нет в нашем мире места такому Богу и нет места такому Кресту, которые выражают не силу людей, грубую, физическую, агрессивную, а силу кротости, смирения, жертвенной (неэффективной, нерассчетливой) любви.
Привычные кресты на груди и куполах выражают величие и власть, дань моде и политкорректность. Как же далеки они от своего голгофского первообраза…
Скажу больше. Нам не только не понятен кроткий Бог, но Он нам неудобен, ненавистен. Нас раздражает, бесит добровольное лишение того, к чему мы так стремимся. Мы хотим власти, славы, богатства, силы, а Христос добровольно всего этого лишается, оставляет все это и сходит к нам в образе бедного младенца, живет в теле сына плотника, заканчивает как злодей страшной смертью.
Митрополит Антоний Сурожский, так много сказавший о кроткой силе Бога пресыщенным сенсациями европейцам, больше всего поражал личной историей обращения. Он описывает, как священник Сергей Булгаков «неумело» рассказал детям о Христе, выпятив самые «слабые» Его стороны; как это «зацепило» и привело к встрече с живым Богом: «Отец Сергий Булгаков говорил слишком громко и мне мешал думать свои думы; и я начал прислушиваться, и то, что он говорил, привело меня в такое состояние ярости, что я уже не мог оторваться от его слов; помню, он говорил о Христе, о Евангелии, о христианстве. Он был замечательный богослов и он был замечательный человек для взрослых, но у него не было никакого опыта с детьми, и он говорил, как говорят с маленькими зверятами, доводя до нашего сознания всё.., от чего как раз мы шарахнулись бы, и я шарахнулся: кротость, смирение, тихость — все рабские свойства. Он меня привел в такое состояние, что я решил… ехать домой, попробовать обнаружить, есть ли у нас дома где-нибудь Евангелие, проверить и покончить с этим… И вот я у мамы попросил Евангелие, которое у нее оказалось, заперся в своем углу, посмотрел на книжку и обнаружил, что Евангелий четыре, а раз четыре, то одно из них, конечно, должно быть короче других. И так как я ничего хорошего не ожидал ни от одного из четырех, я решил прочесть самое короткое. Прочти я другое Евангелие, у меня были бы трудности; за каждым Евангелием есть какая-то культурная база; Марк же писал именно для таких молодых дикарей, как я, -для римского молодняка. И вот я сел читать; и тут вы, может быть, поверите мне на слово, потому что этого не докажешь. Со мной случилось то, что бывает иногда на улице, знаете, когда идешь — и вдруг повернешься, потому что чувствуешь, что кто-то на тебя смотрит сзади. Я сидел, читал, и между началом первой и началом третьей глав Евангелия от Марка, которое я читал медленно, потому что язык был непривычный, вдруг почувствовал, что по ту сторону стола, тут, стоит Христос… И это было настолько разительное чувство, что мне пришлось остановиться, перестать читать и посмотреть. Я долго смотрел; я ничего не видел, не слышал, чувствами ничего не ощущал. Но даже когда я смотрел прямо перед собой на то место, где никого не было, у меня было то же самое яркое сознание, что тут стоит Христос, несомненно. Помню, что я тогда откинулся и подумал: если Христос живой стоит тут — значит, это воскресший Христос. Значит, я знаю достоверно и лично, в пределах моего личного, собственного опыта, что Христос воскрес и, значит, всё, что о Нем говорят, — правда. Это того же рода логика, как у ранних христиан, которые обнаруживали Христа и приобретали веру не через рассказ о том, что было от начала, а через встречу с Христом живым… Помню, я на следующее утро вышел, и я шел как в преображенном мире».
Въезд на осле символизирует необычный, нечеловеческий характер Царства Иисуса. Пастор Александр Зайченко в своей проповеди «Неузнанный Царь Иудейский» обращает внимание на параллели между въездом Христа и победоносным шествием Иуды Маккавея: «Воспоминания и ожидания современников Иисуса восходили к реальным событиям почти двухсотлетней давности…В 163 г. до рождества Христова Иуда Маккавей торжественно на боевом коне, как победитель, въехал в Иерусалим. Его приветствовал весь народ, благодарные сограждане постилали перед ним на дорогу срезанные ветви пальм (как символ спасения и мира) и одежду (как символ царских почестей победителю). Для нас особо важным представляются слова приветствия в адрес Иисуса: «Благословен Грядущий во имя Господне!».
Правоверные иудеи сразу узнали в них фразу из знаменитого хвалебного псалма 117: 26 в честь победы Маккавеев. Иисусу по аналогии с Маккавеями, они, конечно, отдавали роль национального освободителя от поработителей-римлян. И лишь немногие, самые проницательные, обратили внимание на то, что царь то сидит не на коне, как положено любому царю-победителю и как это было в случае с Иудой Маккавеем. Иисус сидел на молодом осле».
Христос привлекает внимание не красотой и величием церемонии. Его въезд вызывает недоумение – так не делают герои, так не поступают цари. И потому вспоминается не только национальный герой Иуда Маккавей, но описанный в пророчествах Божественный Мессия.
Кротость не означает слабость, а управление своей силой, направление ее на главную цель, а не на свои интересы, сиюминутные желания или выражение эмоций. Христос не разменивался, вся Его жизнь была подчинена воле Отца.
Моисей был призван Богом кротчайшим. Когда его ругали и обвиняли, он молчал. Но когда он видел унижение своего народа, он тут же бросался в бой. Заступившись за соплеменника, он на месте убил обидчика-египтянина.
Христос въезжает на осленке как вестник мира. Но видя, во что превратили храм, сильной рукой очищает его, изгоняет торговцев. Кротость Христа не означает, что Он приспособился к ситуации и не готов говорить правду. Кротость означает мягкую силу, которая не тратится по пустякам, на раздражения, обиды, гнев. Но в принципиальный, ключевой момент, «момент истины», кротость показывает всю свою силу.
В Библии кротость раскрывается как великая и милосердная благость Божия (Псалом 85:5), а также как смиренная покорность Богу, основанная на вере в Его любовь (Числа 12:3; Галатам 5:22-23). Отцы и учители Церкви полагали кротость условием духовного возрастания и постоянства в любых жизненных трудностях. Ефрем Сирин учил: «Кроткий, принимая на себя все удары, остается твердым; во время ссоры спокоен, в подчинении веселится, не уязвляется гордыней, в уничижении радуется, заслугами не превозносится, не кичится, со всеми живет в мире».
Иными словами, кротость – это незлобивость, мягкость, миролюбивость, основанные на непреложном факте Божьего всемогущества, опеки и заступничества за тех, кто отвечает на зло добром и на силу — любовью.
Для христианина кротость означает способ свидетельства – являть миру любовь Божью, послушно выполнять свое призвание, смиряя гордость, снося унижения и обиды, не мстя за себя и не претендуя на признание. Так Христос, въезжая в Иерусалим, знал наперед, что прославляющие Его иудеи вскоре будут требовать Его смерти, но от этого не переставал любить этих несовершенных и переменчивых людей и сознательно приносил Себя в жертву за них.
Христос приходит к людям как Царь мира, а не завоеватель. Никогда ранее Иерусалим – город мира — не знал мира, не соответствовал своему названию. Христос, величайший Царь, завоевывает царство не силой оружия, но силой любви. Он приходит к людям с миром и ворота города открываются без боя. Фарисеи в недоумении говорили между собой: «Весь мир идет за Ним…» (Иоанн . 12:19). Многие земные цари, пытавшиеся противостоять своей силой Царю мира, были вынуждены признать: «Ты победил, Галилеянин…».
У Бога есть много причин для того, чтобы объявить нашему миру войну, в которой ни один человек не будет иметь шанса на спасение – ни безбожник, ни религиозник, ни богатый, ни бедный, ни сильный, ни слабый. Но во Христе Бог примирил с Собой мир, не вспоминая наших преступлений и даже не рассчитывая на взаимность. Его добрая воля и незаинтересованная (без соображений выгоды и расчета) жертвенная любовь бросают вызов нашим ожесточенным сердцам — закрытым душам постных самоправедников и пустым душам до сих пор «воинствующих безбожников».
Христос входит в наши города, дома, семьи, души как Царь мира. Если мы встречаем и принимаем Его, начинается настоящий праздник.