Павел и «бывшие с ним» отправились в еще одно короткое плавание: на северо-запад, к берегам Памфилии, в Малую Азию. Наконец они стали настоящими первопроходцами – Памфилия лежала значительно западнее тех мест, где Павел бывал раньше. Ни в самой Памфилии, ни дальше на запад христиан еще не было.
Так, в возрасте уже около пятидесяти лет, когда обычные люди предпочитают устроиться в жизни поудобнее и ищут надежного прибежища, Павел отправился в свои тяжкие странствия. Против него был весь тогдашний философский мир, все величайшие мыслители и ведущие религии античного общества. Но союзником Павла была извечная, нескончаемая жажда людей узнать правду и найти спасение. В первом веке так же, как и в двадцатом, одни люди были набожны, другие полны предрассудков, третьи прямо заявляли, что они – материалисты. Но в те времена (как сейчас в Индии) все люди, независимо от взглядов и убеждений, отдавали положенную дань богам. Некоторые, отвергая всякую религию, верили только в человека. Но и в их сердцах жила та же тревога и надежда.
Корабль вошел в Атталийский залив. Оставив позади большую гору, возвышающуюся над гаванью города Атталии, странники проплыли несколько выше по течению реки Цестр и бросили якорь в небольшой гавани поблизости от окруженной стенами Пергии – туманного, спрятавшегося в глубине материка городка. Храмовый центр Пергии, Акрополь, располагался выше в горах. Павел не хотел останавливаться здесь, он хотел идти дальше – торопился туда, во внутренние земли Анатолии, за хребты гор, нависшие над узкой долиной еще круче и грознее, чем знакомый Павлу Восточный Тавр. Дикие горы эти внушали трепет и почтение киприоту Варнаве и иудеянину Марку, привыкшим к скромным, округлым возвышенностям.
Отсюда Марк вернулся в Иерусалим.
Павлу такое поведение должно было показаться бегством с передовых позиций. Высказывается немало предположений в попытке объяснить возвращение Марка. Одни считают, что в Пергии Павел заболел малярией и поэтому решил взобраться повыше в горы, где воздух был здоровей и прохладней (а не потому, что просто хотел идти дальше) – а Марк испугался трудностей пути; но вряд ли будущий евангелист оставил бы родственника и больного одних в чужой стране. Другие полагают, что апостолы, по мнению Марка, превысили свои полномочия, направляясь в дикие языческие страны. Но это предположение противоречит тому бесспорному факту, что Марк написал свое Евангелие специально для римлян! – то есть, у него не могло быть таких предубеждений. Может быть, Марку не нравилось служить под руководством Варнавы, а может быть, он просто струсил – кто знает? Его могла охватить острая тоска по дому, даже по возлюбленной. Но что бы ни было причиной его отъезда, отступление Марка нанесло Павлу удар, который он помнил много лет.
Варнава и Павел пересекли долину, над которой нависла неоседающая пыль римской дороги, и на следующий день поднялись в горы по крутым ложбинам, среди раскаленных солнцем серых скал.
Повозка или телега были бы бесполезны в такой местности. Современная дорога в этих местах проложена полого, серпантином, но римский тракт поднимался прямо вверх на перевал, заставляя любого путника, старого или молодого, уставать и покрываться потом. Апостолы достигли неприятных на вид мест, покрытых разбросанными там и сям огромными валунами, между которыми теснились низкорослые, почти карликовые сосны. В те годы, после мирного правления Августа и еще до ужасов Нерона, римские дороги были безопаснее, чем на тысячу лет раньше или позже – но Павел и Варнава вступали в один из тех немногих районов, где не было постоянных патрулей. Разбойники и дикие горцы могли без труда расправиться с одинокими путниками. Поэтому апостолы пристали к одному из торговых караванов.
Каждую ночь караванщики разжигали большой костер, и все спали вокруг него, ногами к теплу. Павлу, как и остальным путникам, приходилось нести ночную стражу, завернувшись в овчину. Перед рассветом собирались в дорогу, ели оливки и козий сыр, для обогрева пили подогретое вино (чай не был еще известен нигде, кроме Китая, а кофе не знали даже арабы). Пускались в путь до восхода солнца, чтобы одолеть большую часть дороги до наступления жары, и делали лишь кратковременные привалы, стараясь пройти километров 25. Затем готовили пищу, смазывали кожу оливковым маслом и отдыхали в тени.
Это был долгий путь. День за днем, однообразно питаясь высоко в горах, путники не чувствовали желания ускорить шаг, удлинить маршрут или, как это делают верховые, совершить лишний вечерний перегон. Полуденная жара, внезапные ливни, наполняющие ущелья бурными потоками, ночной холод и сон на камнях, когда коченеют ноги и болят старые раны, опасность неожиданного нападения… Это первое путешествие Павла было одним из самых трудных.
Во втором Послании к Коринфянам, мы найдем у Павла мерные, звучные строки, отдаленно напоминающие ритм походного марша: «в опасностях на реках, в опасностях от разбойников… в труде и в изнурении, часто в бдении, в голоде и жажде, часто в посте, на стуже и в наготе…»
В старости Павел скажет: «я научился быть довольным тем, что у меня есть; умею жить и в скудости, умею жить и в изобилии, научился всему и во всем, насыщаться и терпеть голод, быть в обилии и в недостатке, все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе». Или: «готов ко всему чрез силу Единого, живущего во мне». Такую тайну нельзя постигнуть сразу. Вполне может быть, что мужество и уверенность подчас покидали Павла в пути, наверное, ему стоило большого труда и проявлять выдержку, договариваясь об оплате с жадными содержателями постоялых дворов.
Рядом с уравновешенным, спокойным Варнавой Павел стал опытным путешественником, подбодряющим слабых и боязливых, смеющимся над трудностями. Викторианский биограф Дж. С. Хаусон считал, что у Павла полностью отсутствовало чувство юмора. Действительно, иудеи тех времен были людьми, не расположенными все время веселиться. Но человек, столько написавший о радости – «радуйтесь в Господе всегда», «любовь, радость, мир», «возликуйте в сердцах ваших», «Бог, щедро дающий нам всего на радость» – такой человек не мог быть вечно угрюм. Способность к веселью пробудилась в Павле после обращения к вере – не грубовато-покровительственный юмор англичан викторианской эпохи, не циничная сатира и легкомыслие, какими нас потчует пресса двадцатого века, – нет, он обрел дар не относиться чересчур серьезно к себе и собственным невзгодам. У Павла бывали приступы депрессии, возможно была даже какая-то предрасположенность к меланхолии, но он, тем не менее, всегда получал удовольствие от жизни.
Итак, они перевалили через горы и оказались в обширнейшей провинции Галатия, занимающей большую часть центральной Анатолии. Там, на более плоской местности, караван распался, и Павел с Варнавой продолжили свой путь самостоятельно. Так они дошли до одного из красивейших озер в мире, тогда называвшегося Лимнайским, а сейчас – озером Эгридир. Окружающие его холмы, покрытая снегом гора слева и другая (Олимп) – впереди – подчеркивали необычайную бирюзу вод.
В течение трех дней шли они по прибрежной тропе. Везде, где холмы отступали от озера, теснились жилища, сделанные из тростника, в изобилии растущего по берегам. Апостолы легко нашли себе пристанище, возможно, что они рассказывали о своей миссии: они просто были не в состоянии не делиться благой вестью с прохожими, хотя Павел предпочитал «засевать поле», а не «выбрасывать семена на обочину». Радушие и духовный голод всех, кто давал им кров, – неважно, были ли они рабами или хозяевами крошечных «ферм» – являлись залогом грядущих удивительных перемен.
Наконец они вышли к дороге, тянувшейся от дальнего западного побережья, и, обогнув озеро, оставили его далеко за холмами. Торопясь добраться до места назначения раньше, чем настанет суббота, они пересекли последний невысокий холм и увидели город, казавшийся совсем маленьким на фоне гор. Это была Антиохия Писидийская, гордая своими храмами и роскошными воротами.
Антиохия Писидийская была основана императором Августом как колония для солдат, поддерживавших спокойствие в холмах Центральной Малой Азии. В воздухе Галатии все еще чувствовался привкус прифронтовой напряженности, как в Пешаваре времен англо-афганской войны; Антиохия, однако, была лучше защищена, нежели Пешавар – юго-восточная стена города, призванная выдержать главный удар восставших племен, высилась над глубоким и обрывистым ущельем, на дне которого бурлила река Анфий.
От грубых старых солдат Августа, некогда населявших колонию, осталось лишь несколько человек, но их потомки, вместе с римской администрацией южной Галатии, составляли местную аристократию, обладавшую римским гражданством и презиравшую первых греческих переселенцев, сформировавших средний класс города, и туземцев-фригийцев, выполнявших все тяжелые работы. Писидийская Антиохия, несмотря на название находилась не в Писидии, а в одном из районов Фригии. Фригийцы были сильным, мускулистым, но не очень-то развитым народом. По всей империи их использовали как рабов, и даже само слово «фригиец» стало чуть ли не синонимом слова «раб». Изучая новый для них город, Варнава и Павел прошли через величественные арки, на фронтонах которых были перечислены победы Августа на суше и на море, вышли на площадь, названную в честь императора – над ней высился мраморный храм, где покойный Август когда-то молился местному божеству. Апостолы не могли не почувствовать все высокомерие надменного Рима и жалкое прозябание местных племен, гордых и могущественных еще двадцать лет назад.
В Антиохии жили и иудеи. Они не работали один день в неделю, но римляне терпели это, поскольку иудеи были богаты и успешно развили торговлю и ремесла. В субботу Варнава и Павел вошли в синагогу и сели на особых местах для приезжих раввинов. После молитв и чтений начальники синагоги послали к апостолам хаззана, передавшего им вежливое приглашение: «Мужи братия, если у вас есть слово наставления к народу, говорите».
Павел встал. Он сразу заметил, что среди собравшихся были не только местные жители, обратившиеся в иудаизм, но и сочувствующие и интересующиеся язычники, «богобоязненные». Движением руки успокоив возбужденных слушателей, Павел привлек всеобщее внимание необычным обращением (в синагоге было принято не замечать существования и присутствия язычников): «Мужи израильтяне и боящиеся Бога, послушайте!»
Он начал с краткого обзора Ветхого Завета, построенного по образу и подобию знаменитой речи Стефана в свою защиту. Но там, где Стефан, дойдя до царя Давида, вынужден был остановиться и обвинить своих разъяренных судей, Павел продолжал – его слушали со вниманием.
«Из потомства Давидова», – говорил Павел, – «Бог по обетованию воздвиг Израилю Спасителя Иисуса». Павла все еще слушали! Впервые, проповедуя в синагоге, Павел говорил перед расположенной к нему аудиторией. Он продолжал.
– «Мужи братия, дети Авраамовы, и боящиеся Бога между вами, вам послано слово спасения сего. Ибо жители Иерусалима и начальники их, не узнавши Его и осудивши, исполнили слова пророческие, читаемые каждую субботу, и, не нашедши в Нем никакой вины, достойной смерти, просили Пилата убить Его».
Он помолчал, чтобы собравшиеся осознали всю невообразимую важность совершенного.
И тогда, возвысив голос, Павел провозгласил невероятную, благую весть: «Но Бог воскресил Его из мертвых!»
Он говорил о воскресении Иисуса, о свидетелях воскресения, о том, как оно было предсказано. И, достигая важнейшей и самой волнующей мысли своей проповеди, Павел смел все барьеры между иудеями и язычниками, объявляя, что Бог дарует всепрощение Свое каждому человеку: «Итак, да будет известно вам, мужи братия,’« – слово «братия» в применении к себе язычникам еще не доводилось слышать, – «что ради Его возвещается вам прощение грехов, и во всем, в чем вы не могли оправдаться законом Моисеевым, оправдывается Им всякий верующий».
Павел мог видеть, как просветлели лица по всей синагоге – у язычников, и у рожденных иудеев, и у обращенных. Особо указав на важность покаяния и веры в Иисуса, Павел закончил: «Берегитесь же, чтобы не пришло на вас сказанное у пророков: «Смотрите, презрители, подивитесь и исчезните; ибо Я делаю дело во дни ваши, дело, которому не поверили бы вы, если бы кто рассказывал вам».
Когда апостолы вышли из синагоги, их со всех сторон окружили собравшиеся и просили говорить еще в следующую субботу. Шум не утихал – иудеи и обращенные последовали за Павлом и Варнавой туда, где они остановились на ночлег. Весь этот день и всю следующую неделю апостолы были заняты беседами с группами верующих и отдельными людьми, убеждая их «пребывать в благодати Божией».
Богобоязненные язычники разошлись по домам, еще не привыкнув к мысли, что лишь простая вера в Иисуса может дать им немедленное прощение и счастье, тем более, что им не нужно будет делать обрезание и выполнять требования иудейского Закона. Но вести распространялись с быстротой пожара. На базаре, в судебных и податных присутственных местах, в бараках для рабов возле резиденции Трибуна – всюду распространялся слух о том, что странствующие проповедники принесли весть, наполняющую жизнь новым смыслом.
Когда в следующую субботу Варнава и Павел подошли к синагоге, их встретила огромная толпа, причем язычников было больше, чем иудеев. Все места были заняты. Римские ветераны и их семьи, греческие торговцы, рабы-фригийцы стояли вплотную друг к другу у дверей синагоги и по всей узкой улице вплоть до площади Августа. Жрецы языческих храмов смотрели на толпу, удивляясь ее размерам, спокойствию, серьезности и настойчивому желанию слушать. Им тоже не терпелось узнать, о чем говорят эти два христианина. Только высшая аристократия и их женщины держались в стороне.
Но служба в синагоге не началась.
Раввин, старейшины и другие предводители иудеев, вместо того, чтобы приветствовать самое большое в их жизни собрание слушателей, пришли в ярость. Они приготовили ответ на проповедь Павла. Все, что они с уважением выслушали в предыдущую субботу, было отвергнуто – в основе и в частностях. Люди, сбежавшиеся, чтобы услышать слово о силе и любви Христовой, вместо этого услышали, как Иисуса объявляют самозванцем, как искажается и извращается весь характер Его учения, как посланников Его оскорбляют последними словами.
Павла это не удивило – они всего лишь высказали то, что и он говорил когда-то сам.
Павла невозможно было оскорбить словесной грязью. Он мог вытерпеть даже проклятия, посылаемые на Господа. Но его нельзя было заставить молчать. Язычники и иудеи собрались, чтобы выслушать весть об Иисусе, и не в силах ослепленного самодовольством старейшины иудеев было остановить проповедь. Два миссионера смело встали (они рисковали подвергнуться бичеванию за неподчинение духовной власти) и ответили: «Вам первым надлежало быть проповедану Слову Божию; но как вы отвергаете Его и сами делаетесь недостойными вечной жизни, то вот, мы обращаемся к язычникам; ибо так заповедал нам Господь», – и Павел процитировал из Исайи: «Я положил Тебя во свет язычникам, чтобы Ты был во спасение до края земли».
Апостолы покинули синагогу. За ними следовали явно довольные язычники и многие иудеи. Они прошли сквозь расступившуюся толпу на площадь и остановились у постамента одной из статуй. И там, при большом стечении народа, Павел приступил к проповеди…
Когда он писал Послание к Галатам, он им напомнил этот момент: «…Пред чьими глазами предначертан был Иисус Христос, как бы у вас распятый?»